Филипп Шотт - Случайный ветеринар [Записки практикующего айболита]

Наиболее математически подкованные из вас, возможно, заметили, что 12 центов не хватает. Это теоретическая прибыль, или, точнее, инвестиционный доход, который делят между собой владельцы (в нашем случае – семь человек), когда нам удается уследить за накладными расходами. Те из нас, кто владеет собственной клиникой, были вынуждены взять крупные займы, чтобы купить существующую или построить новую клинику, и эти деньги позволяют потихоньку выплачивать долги. Наверное, можно представить себе гипотетическую некоммерческую клинику, которая сможет опустить цены на эти 12 %, но ей придется привлекать средства благотворителей на строительство, расширение и т. д. И все равно ее услуги будут стоить дорого. Ветеринария – дорогая штука. Но – вы уж простите мой корыстный интерес в этом деле – она того стоит. Сколько вы готовы отдать за здоровье и любовь? Особенно в мире, где люди, по-видимому, покупают смартфоны за тысячи долларов.

Это самое страшное табу. Опросы один за другим показывают, что люди (во всяком случае, в Северной Америке) скорее поделятся подробностями своей интимной жизни, чем раскроют размер своих доходов. По множеству причин, обусловленных нашей культурой и историей, считается совершенно неприличным спрашивать, сколько человек зарабатывает. Но людям все равно любопытно.

Думаю, большинство людей считает, что ветеринарам платят неплохо, и есть за что, однако врачи, которые лечат людей, в том числе стоматологи, получают гораздо больше. В общем и целом так и есть, и тут я мог бы закрыть тему, однако для тех из вас, кого все равно мучает любопытство, я еще немного приподниму завесу тайны. Но сначала – вот вам короткая история.

Всем нам случалось когда-нибудь ляпнуть такое, что потом каждый раз сгораешь со стыда при воспоминании об этом. У меня на совести множество подобных ляпов, но один из них имеет прямое отношение к теме нашего разговора. Как-то раз, будучи еще студентом, я посетил стоматолога (в те годы мне это приходилось делать очень редко). Врач оказался приятным в общении, и мы мило поболтали о планах на лето (ну, знаете, как это бывает – лежишь в стоматологическом кресле и мычишь в ответ на вопросы доктора: «Ыы! Ыы! Уыы!»). Он правда был отличный мужик, и работу сделал на совесть. Я уже не помню, в чем состояло лечение и на какую сумму был выписан счет, но очень живо помню, как прикинул, сколько времени я провел в кресле, и стал рассказывать своим друзьям и всем встречным-поперечным, что этот малый, должно быть, рубит по двести баксов в час! (Безумная сумма для 1980-х.) Я был ослом. И подсчитал неверно – совсем неверно. Теперь, тридцать лет спустя, я знаю, что накладные расходы, описанные в предыдущем эссе, это 350-килограммовая горилла в бухгалтерском балансе. И эта горилла сожрала большую часть того, что стоматолог получил с меня. Мне до сих пор стыдно за то, как я рассказывал всем, будто он задирает цены.

Вернемся в день сегодняшний. Значительную часть своего рабочего времени я провожу исследования на аппарате УЗИ. Исследование занимает порядка получаса (хотя клиент наблюдает из него только 15-20 минут, остальное время я пишу отчет) и стоит примерно 300 долларов. Большинство клиентов не так невежественны, как я в 22 года, однако наверняка кое-кто, выходя из клиники, думает: «Этот малый зарабатывает по 600 долларов в час! Круто, должно быть».

Они ошибаются на порядок. Я зарабатываю 60 долларов в час.

Некоторые клиники платят врачам процент от заработанного ими, но у нас врачи получают оклады. И это годовой оклад, а не почасовая оплата, так что никаких надбавок за сверхурочные и тому подобного. Насколько я могу судить, я получаю примерно столько же, сколько и другие врачи общей практики, специализирующиеся на ветеринарии мелких животных с 27-летним опытом работы. Это достаточно много для неспециалиста. Первая зарплата сегодняшнего выпускника составит примерно 35 долларов в час.

Возможно, кто-то из вас все равно думает:

«60 долларов в час! Круто, должно быть». Это и впрямь круто, и я не жалуюсь. Но позвольте привлечь ваше внимание к двум обстоятельствам, из-за которых это не настолько круто, как кажется со стороны.

Прежде всего, мы от шести до восьми лет учимся в университете, и все эти годы мы не столько зарабатываем, сколько копим долги. Копим и копим. Средний долг выпускника ветеринарного колледжа в Канаде составляет 65 000 долларов. А в США – целых 135000!

А кроме того, большинству из нас не светит пенсия от предприятия или от государства. Значительную часть доходов мы откладываем на то время, когда мы уже не сможем работать. Точнее, так делают те из нас, кто может себе это позволить и кто достаточно дальновиден.

И раз уж мы занялись срыванием покровов, знайте, что у нас есть еще один потенциальный источник доходов. Некоторые ветеринары, и я в частности, являются владельцами клиник и получают прибыль, которую приносит клиника. (Большинство клиник ее приносят, но есть и такие, где прибыли нет.) Тут, однако, тоже надо учесть два важных фактора.

Во-первых, прибылью не получится свободно распоряжаться. Тем, кто хочет стать совладельцем врачебной практики, приходится брать огромные займы, чтобы приобрести долю. Эти одолженные средства можно было бы вложить в нечто иное, например в акции, облигации или недвижимость, но мы предпочли инвестировать их в свою работу.

А во-вторых, я принадлежу к числу немногих счастливчиков, кому удалось приобрести долю в клинике. Более молодые ветеринары с трудом могут это себе позволить, поскольку, как я уже писал, на них висят огромные долги. Кроме того, крупные корпорации все больше и больше скупают клиники, и врачи, в этих клиниках работающие, уже не могут стать совладельцами.

Я понимаю, как мне повезло. Нет, я не купаюсь в роскоши, но я к этому никогда и не стремился, и мне нравится моя жизнь. Я благодарен за доверие тысячам хозяев животных, которые приходили ко мне. Так что, если вы один из тех, кто мне доверился, и читаете сейчас эти строки, – спасибо вам!

Я веду прием уже очень давно. Когда меня спрашивают, что больше всего изменилось за время моей практики, я откидываюсь на спинку стула, задумчиво тру подбородок, напускаю на себя вид мудрого старца, выдерживаю паузу и тихо роняю:

– Фельдшеры.

То есть я считаю самым важным не все эти новые лекарства – в 1990-х, когда мы отправляли пациента домой после операции, мы мало что из болеутоляющих могли дать его хозяевам, чтобы они облегчали его состояние. Не оснащение лабораторий, позволяющее делать анализы прямо в клинике, – в 1990-х нам приходилось отправлять образцы в стороннюю лабораторию и день или два ждать результатов. Не новые диагностические машины с возможностью визуализации – в 1990-х УЗИ-аппарат мало кто мог себе позволить, а рентгеновские снимки приходилось проявлять в темной комнате, полоща их в кюветах с вонючими реактивами. Не новое стоматологическое оборудование – в 1990-х я был вынужден пилить крупные зубы полотном ножовки, прежде чем удалить. Не новые научные данные, не новые технологии, не компьютеризацию. Все эти новшества, безусловно, важны, даже жизненно важны, но самые глубокие изменения, затронувшие все аспекты ветеринарной практики, произошли с ролью ветеринарных фельдшеров (зарегистрированных технических ветеринарных специалистов, или ветеринарных медсестер и медбратьев, или просто техов).