Алан Джасанов - Мозг: прошлое и будущее [Что делает нас теми, кто мы есть]

Психолог Кевин Данбар изучал творчество в лабораториях молекулярной биологии и обнаружил, что новые идеи чаще всего возникают в ходе группового обсуждения, в которое каждый участник делает свой неповторимый вклад, а не зарождаются в мозге ученых-одиночек, работающих в относительной изоляции. В некоторых случаях принцип, согласно которому творчество возникает при слиянии разнородных идей, создает новаторские дисциплины – например, нанотехнолгию или климатологию. Даже если одиночки работают самостоятельно, идеи, которые их осеняют, зачастую бывают спровоцированы разнообразием внешних стимулов [462] Kevin Dunbar, «How Scientists Think: On-line Creativity and Conceptual Change in Science», в кн.: «Creative Thought: An Investigation of Conceptual Structures and Processes» , ed. Thomas B. Ward, Steven M. Smith, and Jyotsna Vaid (Washington, DC: American Psychological Association, 1997). . «Смена перспективы и физического местонахождения довольно простым способом вынуждает проявлять вдумчивость. В таких случаях нам приходится заново рассматривать мир, смотреть на вещи под иным углом, – пишет журналистка Мария Конникова, исследовавшая творческий процесс [463] Конникова М. Выдающийся ум. Мыслить как Шерлок Холмс. (М.: Азбука Бизнес, 2014). . – <���…> Смена перспективы может дать толчок, необходимый для принятия трудного решения или пробуждающий креативность там, где ее прежде не было». А представление, что акты творчества порождены «творческим мозгом», сводит сокровищницу биологических и внешних факторов к одному-единственному нейроэссенциалистскому самородку. Если мы пытаемся выявить суть творчества и способствовать ему в обществе, внимание к миру вокруг мозга, вероятно, не менее важно, чем культивация мозга как такового.

Откуда берется мораль и что заставляет человека оценивать поступки как плохие и хорошие? Возродившееся движение сторонников считать мораль врожденным механизмом мозга – одно из самых удивительных проявлений современного нейроэссенциализма. В 1819 году Франц Галль поместил орган «нравственного чувства» надо лбом, там, где сходятся правая и левая лобные доли [464] Jan Verplaetse, «Localising the Moral Sense: Neuroscience and the Search for the Cerebral Seat of Morality, 1800–1930» (New York: Springer, 2009). . Современные ученые думают несколько иначе: Лео Паскаль, Пауло Родригес и Давид Гальярдо-Пухоль из Барселонского университета пишут, что «мораль – это совокупность сложных эмоционально-когнитивных процессов, отражающихся на множестве областей мозга» [465] L. Pascual, P. Rodrigues, and D. Gallardo-Pujol, «How does morality work in the brain? A functional and structural perspective of moral behavior», «Frontiers in Integrative Neuroscience» 7 (2013): 65. . Исследования фМРТ указывают на связь между морально-этическими суждениями и активацией областей, ассоциируемых с целым рядом процессов, от эмпатии и эмоций до памяти и принятия решений. Подобные находки соответствуют нашим интуитивным представлениям о том, как сложны механизмы решения моральных проблем, а еще – показывают, где физически обрабатываются всякого рода размышления, которым мы предаемся. Однако, если мы будем рассматривать моральные рассуждения с исключительно неврологической точки зрения, то в очередной раз отвлечемся от важности воздействия среды и общества. Как и другие решения, которые мы принимаем, моральный выбор в большой степени зависит и от состояния нашего организма, и от неосязаемых внешних факторов. На наши морально-этические суждения вполне способны влиять и немозговые факторы, которые сказываются на эмоциональной сфере, – например, они вызывают у нас предубеждение против агрессии как таковой или, наоборот, склонность ее оправдывать. Еще сильнее подвержен влиянию социальных магнитов наш внутренний моральный компас. Самый очевидный пример – мы понижаем планку, когда считаем, что нас никто не видит. И, напротив, мы способны на сомнительные поступки, если нам кажется, что их примет общество. Это и продемонстрировал ошеломляющий эксперимент Стэнли Милгрэма из Йельского университета. В 1963 году Милгрэм провел исследование, показавшее, что две трети из группы из 40 испытуемых-мужчин, выбранных случайным образом, готовы нанести совершенно незнакомым людям крайне болезненный удар током (450 вольт), если этого требует от них экспериментатор в обстановке лаборатории [466] S. Milgram, «Behavioral study of obedience», «Journal of Abnormal and Social Psychology» 67 (1963): 371–378. . Психолог Джошуа Грин, возглавляющий гарвардскую Лабораторию морально-когнитивных процессов, отмечает, что неврологические механизмы, задействованные при принятии морально-этических решений, «вовсе не относятся специфически к морали» [467] Lauren Cassani Davis, «Do Emotions and Morality mix?» «Atlantic» , 5 февраля 2016 года. . Более того, ту или иную дилемму делает нравственной только связь с внешним контекстом и культурно обусловленные суждения окружающих о том, как надо и как нельзя себя вести. Если мы сведем морально-этическую логику к процессам в мозге, не зависящим от особенностей среды, которые на самом деле на них влияют, то рискуем упустить это из виду.

Вопрос, что делает человека таким, какой он есть, подобен главному вопросу исторической науки: почему события разворачивались так, а не иначе? Чеканный ответ на этот вопрос дал шотландский историк Томас Карлейль: «Всемирная история, история того, что человек совершил в этом мире, есть, по моему разумению, в сущности, история великих людей, потрудившихся здесь, на земле» [468] Карлейль Т. Герои, почитание героев и героическое в истории / Пер. В. Яковенко. (СПб.: 1908). . Карлейль взирал на окружающий культурный ландшафт начала 40-х годов XIX века и видел, что «все, содеянное в этом мире, представляет, в сущности, внешний материальный результат, практическую реализацию и воплощение мыслей, принадлежавших великим людям, посланным в наш мир». Такова была теория великой роли личности в истории, гипотеза, согласно которой мысли нескольких выдающихся деятелей преобразовывали целые цивилизации и определяли ход событий. По метафоре Карлейля человек, подобный поэтам Данте и Шекспиру, ученым Джонсону и Руссо, тиранам Кромвелю и Наполеону, – прямо-таки «природное светило, сияющее, как дар неба; источник природной, оригинальной прозорливости, мужества и героического благородства, распространяющий всюду свои лучи, в сиянии которых всякая душа чувствует себя хорошо», в отличие от темной народной массы вокруг. Но в современной культуре, подорванной сакрализацией мозга, сияние исходит не от великих людей прошлого, а от нашего мозга. Именно такую картину описывал сам Уильям Джеймс, когда писал, что все изобретения человечества были «проблесками гения в голове одиночки, которые никак не проявлялись во внешней среде» [469] William James, «Great Men, Great Thoughts, and the Environment», «Atlantic Monthly» (октябрь 1880 года). . Слова Джеймса напрямую связаны с сияющими изображениями мозга в сегодняшних популярных статьях по нейрофизиологии и со сведением проблем современного мира к проблемам мозга. Однако полностью отвергать нейроэссенциалистский тезис, что мозг – автономный внутренний движитель наших действий, значит придерживаться столь же радикального антитезиса – бихевиористского представления, согласно которому все действия человека объясняются в первую очередь средой.