Хоуп Джарен - Девушка из лаборатории

— Как успехи? Есть ли у вас вопросы?

— Не-а, все в порядке, — отмахнулся он от моей помощи, даже не подняв глаз.

Постояв над ним еще около минуты, я ушла к другой группе, оценила их работу и кое-что прокомментировала. А спустя полчаса заметила, что Билл копает себе новую яму — предварительно засыпав и аккуратно заровняв холмик над предыдущей. Заглянув в его записи, я увидела скрупулезно заполненные рубрики и дополнительные уточнения в отдельной колонке справа. В графе сверху почва была отмечена как подходящая для «инфраструктуры», а рядом разборчиво было приписано: «Строительство исправительного центра для подростков».

— Вы золото ищете? — пошутила я, остановившись рядом и надеясь завязать беседу.

— Нет. Мне просто нравится копать, — объяснил он, не прерывая своего занятия. — Я когда-то жил в такой дыре.

То, как флегматично Билл упомянул об этом факте своей биографии, давало понять: это не метафора.

— И мне не нравится, когда кто-то смотрит в затылок, — добавил он.

Я предпочла проигнорировать намек и продолжила наблюдать за тем, как он копает, — отмечая и неожиданно большой объем земли, который выбрасывался наверх с каждым подходом, и силу, скрывавшуюся в сухощавой фигуре. Лопата у него тоже была странная: прямо-таки старый гарпун с уплощенным концом — меч, перекованный в лемех.

— Откуда у вас эта лопата? — поинтересовалась я, решив сначала, что Билл нашел ее в той груде хлама, которую я вытряхнула из недр нашей кладовой с оборудованием.

— Это моя, — ответил он. — Но не торопитесь с выводами, пока не прокопаете ею пару километров вглубь.

— Хотите сказать, что привезли лопату из дома? — Я не смогла сдержать удивленного смеха.

— А то! Не мог же я оставить эту штуку без присмотра на целых шесть недель.

— Мне нравится ваш ход мыслей, — кивнула я, понимая, что тут помощь и правда не требуется. — Дайте знать, если появятся сложности или вопросы.

Я уже собиралась уйти, но тут Билл наконец поднял взгляд:

— На самом деле у меня есть вопрос. Скажите, почему эти кретины все еще там ковыряются? Мы выкопали уже, наверное, сотню ям. Как они умудряются так долго выискивать долбаных червей?

— Полагаю, «не видит того их глаз, не слышит ухо», — ответила я.

Билл смотрел на меня добрых десять секунд, прежде чем поинтересоваться:

— И как это, черт подери, понимать?

— Мне-то откуда знать. — Я пожала печами. — Это из Библии. Понимать не обязательно, никто же не понимает.

Билл еще с минуту сверлил меня подозрительным взглядом — а затем, убедившись, что продолжения не будет, вернулся к раскопкам.

Тем же вечером, когда приготовленный совместными усилиями ужин разделили на всех участников трапезы, я села за стол напротив Билла. Он тем временем сражался со своим недожаренным цыпленком.

— Н-да, — заметила я, изучив содержимое тарелки. — Не думаю, что смогу это съесть.

— Ужасно, правда? — поддержал он меня. — Зато бесплатно и добавки сколько захочешь.

— «Как пес возвращается на блевотину свою», — провозгласила я, осеняя себя крестным знамением.

— Аминь, — согласился с полным ртом Билл и отсалютовал мне банкой газировки.

С того дня у нас вошло в привычку искать друг друга. Оказалось, наблюдать за происходящим вместе очень удобно. Мы держались с краю, оставаясь частью группы, но отстраняясь от ее основной активности. Сидеть бок о бок часами, почти не раскрывая рта, — вот самое естественное и комфортное времяпрепровождение.

Вечерами я читала, а Билл счищал грязь с лезвия своего старого складного ножа, проводя по его краям лопаточкой. Он уже объяснил мне — весьма подробно, — почему копать лучше не лопатой, а ножом, особенно если речь идет об очень глинистой почве.

— О чем твоя книга? — спросил он как-то раз.

Я в тот момент читала новую биографию Жана Жене, чье творчество заворожило меня еще в 1989 году, когда я попала на постановку пьесы «Ширмы» в Миннеаполисе. Для меня Жене являл собой идеальный пример писателя от природы, творца ради творчества, который не пытался вступить в диалог и не искал признания, а когда оно все же пришло, отказался его принять. К тому же он не получил образования и следовал своему внутреннему голосу, а не копировал подсознательно сотни прочитанных книг. Меня не отпускало желание понять, как ранние годы Жене подготовили его успех, успев также выработать к нему иммунитет.

— Она о Жане Жене, — осторожно сказала я, понимая, что рискую показаться заучкой. Однако на лице Билла не отразилось осуждения, только легкое любопытство, и я рискнула продолжить: — Он был одним из величайших писателей своей эпохи, обладал невероятной фантазией, но, даже став знаменитым, так до конца этого и не понял.

Не встретив сопротивления, я заговорила о том, что волновало меня больше всего.

— В юности Жене то и дело попадал в тюрьму по разным бессмысленным обвинениям, поэтому выработал альтернативное видение морали, — объясняла я, удивляясь, насколько приятно, оказывается, обсуждать с кем-то прочитанное. Эти посиделки на свежем воздухе и рассуждения об умершем писателе наводили меня на мысли о семье, от которой я ушла уже очень далеко — в любом из возможных смыслов. Билл, счищающий грязь с ножа, так и вызывал воспоминания о летних днях в мамином саду. — Жене работал мальчиком по вызову, грабил клиентов, а в тюрьме писал книги. Странно, что, даже разбогатев, он продолжал ходить в магазины и красть оттуда вещи, которые были ему не нужны. Однажды залог за него вносил сам Пабло Пикассо. Все это не имело никакого смысла.

— Для него наверняка имело, — возразил Билл. — Любого спроси — окажется, что он делает какую-нибудь ерунду, сам не зная почему. Просто чувствует, что должен.

Я задумалась над его словами.

— Эй, ребята! Хотите холодненького? — прервал нас доброжелательный подвыпивший студент с гитарой наперевес. В руках у него была банка того пива, которое можно купить по шесть долларов за ящик, даже находясь посреди бескрайнего ничего.

— Нет, не хотим. Эта дрянь по вкусу как моча, — буркнул Билл.

— По-моему, пиво вообще не слишком вкусное, но это просто бьет все рекорды, — попыталась я смягчить его резкость.

— Такое дерьмо даже Жан Жене красть бы не стал, — бросил мне Билл через плечо, и я ответила улыбкой — это была шутка, понятная только нам двоим.

Студенты, сидевшие напротив маленькой группкой, склонились друг к другу и обменялись парой слов, а потом захихикали, поглядывая на нас. Мы с Биллом синхронно закатили глаза. Это был первый, но далеко не последний раз, когда окружающие неправильно истолковывали природу нашей с ним близости.

На следующей неделе нас ждал визит в цитрусовый сад и знакомство со всем многообразием механизмов для сбора урожая с деревьев — это было потрясающе. Не менее познавательным оказался и визит на упаковочную фабрику, где ряды женщин стояли возле конвейеров и выбирали из потока ярко-зеленых фруктов те, что были слишком велики или имели странную форму, — все это со скоростью десять штук в секунду. Когда гид торжественно объявил, что перед нами процесс сортировки лимонов, вид у всей группы был весьма ошарашенный. Проще было поверить, что это бильярдные шары — с таким громким стуком они ударялись о бортики конвейера.