Ли Дугаткин - Как приручить лису (и превратить её в собаку). Сибирский эволюционный эксперимент

В докладе на конгрессе в Гааге Беляев изложил положенную в основу эксперимента с лисами гипотезу о том, что отбор по признаку неагрессивности мог стать стимулом к доместикации. Беляев подробно рассказал, как идет исследование, сообщил о результатах пилотного эксперимента в Кохиле и о том, что им удалось узнать в последнее время. Это произвело большое впечатление на аудиторию – никому еще не приходилось слышать о подобных экспериментах по одомашниванию. Идея была весьма смелой. Среди слушателей доклада был Майкл Лернер из Калифорнийского университета в Беркли, один из ведущих мировых генетиков. После доклада он подошел к Беляеву, представился, и они вдвоем продолжили обсуждать детали эксперимента, размах и оригинальность которого поразили американца. Впоследствии между ними завязалась переписка, в которой ученые обменивались сведениями о своих текущих исследованиях. Дмитрию Беляеву выступление на конгрессе дало возможность познакомить западных генетиков с проводимым им экспериментом, и не было никого, кто мог бы помочь этому знакомству лучше, чем Лернер. В своем учебнике по селекции животных, опубликованном несколько лет спустя, он рассказал о беляевском эксперименте. Эта книга стала одним из основных пособий для селекционеров, и Беляев признался другу, что он был очень рад «найти ссылки на свою работу» {30} 30 Письмо Д. Беляева М. Лернеру от 15 июля 1966 г. Из переписки Лернера, хранящейся в Американском философском обществе. .

В те времена советским ученым было очень непросто добиться признания своих заслуг за рубежом. Они уже могли читать статьи о проводимых на Западе исследованиях, кое-кому даже позволяли участвовать в международных научных конференциях, однако холодная война была в самом разгаре, и власти СССР всячески затрудняли советским ученым публикацию статей в журналах капиталистических стран. Время от времени им удавалось информировать о своей работе зарубежных коллег, когда те приезжали в Советский Союз, но большая часть их исследований оставалась неизвестной за границей.

Сотрудники Беляева остро переживали свою изолированность, и их начальник вполне разделял эти чувства. Генетика делала большие успехи, а Дмитрий не мог обеспечить коллегам возможность свободно публиковаться в заграничных журналах. Но по крайней мере он мог создать им условия для проведения исследований и немало потрудился, чтобы сделать Институт цитологии и генетики исследовательским центром высочайшего уровня. Этого и ждал от него Дубинин, назначая в свое время Беляева своим помощником. Беляев оказался сильным руководителем, способным привлекать талантливых ученых. Эксперимент с лисами был одним из важных научных проектов, осуществлявшихся тогда в институте. Проводились также исследования в области фундаментальной генетики, например создание большой коллекции хромосомных наборов разных видов живых организмов. Кто-то изучал структуру и функционирование живых клеток. Еще одна группа генетиков занималась селекцией зерновых культур.

Другой заботой Беляева стало укрепление корпоративного духа, сплочение всех сотрудников института – и ученых, и технического персонала. Это было непросто, потому что строительство отдельного здания Института цитологии и генетики застопорилось на несколько лет и 342 его сотрудника – ученые, инженеры, студенты – были разбросаны по пяти зданиям в разных частях Академгородка {31} 31 P. Josephson. New Atlantis Revisited: Akademgorodok, The Siberian City of Science (Princeton: Princeton University Press, 1997). . Только в 1964 г. Беляев, используя все свои способности лавирования в мутных политических водах, сумел сдвинуть дело с мертвой точки. Стройка наконец возобновилась, но тут же очень влиятельный в те годы Вычислительный центр Академгородка начал добиваться, чтобы строение досталось ему. Беляев и здесь одержал верх. Когда здание было достроено, он, не дожидаясь торжественного открытия, велел своим сотрудникам «явочным порядком» занимать помещения. Переезд совершился очень быстро, за субботу и воскресенье. Когда начальство Вычислительного центра опомнилось, ему осталось только принять свершившийся факт {32} 32 P. Josephson, New Atlantis Revisited , p. 110. .

Время на занятия наукой оставалось у Беляева только по вечерам, когда заканчивались дневные административные хлопоты. Он приглашал к себе группу научных сотрудников или студентов для обсуждения текущих исследований. После традиционного возгласа «Вот и ночь, пора заняться наукой!» Беляев просил секретаршу созвать коллег на рабочее совещание. Да, им приходилось надолго задерживаться на работе, но дело того стоило. Совещания проходили всегда очень оживленно. Секретарша вспоминает, что из кабинета ее шефа доносились то крики, то взрывы хохота. Такие дискуссии – вполне в стиле Беляева. Они очень напоминали заседания «Дрозсоора» в группе Четверикова, на которых он бывал в детстве со своим старшим братом.

Нередко собирались на дому у Беляева, благо жил он в двух шагах от института. Светлана, его жена, предлагала гостям вкусный ужин, и они начинали дискуссию в девять часов вечера, за едой. Беляев, уже не в привычном темном костюме и при галстуке, а одетый по-домашнему, порой начинал разговор с какой-нибудь истории. «Он был отличным рассказчиком и актером, – вспоминает его студент, а позже коллега Павел Бородин. – Не просто пересказывал какое-нибудь происшествие, а передавал его, живо изображая действующих лиц». После ужина все поднимались наверх, в кабинет хозяина, чтобы продолжить беседу или поработать над статьей.

Людмиле очень нравилось участвовать в этих встречах и обсуждать с коллегами интригующие результаты, которые приносил эксперимент с лисами. Уже первые итоги этой работы вызвали общее удивление, и теперь каждый спешил предложить свою идею для их объяснения. Прошло совсем немного времени, и Людмила преподнесла коллегам нечто еще более удивительное.

В 1964 г. наблюдения за очередным (пятым) поколением лис не выявили новых серьезных изменений. Потомки Уголька, которому Людмила к январю подобрала подругу из числа ручных лис, хвостами не виляли. Другие лисята из пятого поколения – тоже. Впрочем, все большее число детенышей почти не проявляло агрессивности к людям.

Все изменилось с появлением на свет шестого экспериментального поколения. Приехав в апреле 1965 г. в «Лесной», Людмила обнаружила, что щенки демонстрируют еще одну замечательную форму вполне собачьего поведения. Когда она подходила к их вольерам, они прижимались к передней стенке, как бы стремясь уткнуться мордочкой в ее руки, или же ложились на спину, явно приглашая Людмилу почесать им живот. Когда она входила внутрь вольера, лисята принимались лизать ей руки, а когда направлялась к выходу, начинали разочарованно скулить. Им явно не нравилось, что Людмила уходит. Точно так же они вели себя по отношению к работникам фермы. Как и в случае с виляющим хвостом Угольком, никто и никогда не наблюдал ни у диких, ни у живущих в неволе лис такой реакции на человека. Лисята часто скулят, требуя пищи или внимания от своих матерей, но кто бы мог подумать, что они станут таким способом привлекать внимание людей! И уж конечно, никто никогда не видывал, чтобы лисята лизали руки работницам зверофермы. Их желание контакта с человеком было таким настойчивым, что Людмиле было жалко разочаровывать детенышей. Она стала чаще возвращаться к вольерам и проводить больше времени с подопечными. Не было никаких сомнений в том, что эти лисята, едва научившиеся ходить, настойчиво требуют общения с людьми {33} 33 L. Trut, I. Oskina, and A. Kharlamova, “Animal Evolution during Domestication: The Domesticated Fox as a Model,” Bioessays 31 (2009): 349–360. .