Владимир Крупин - Так начиналось…

Торопясь найти действенное средство защиты от засухи, наука выдвинула за последние четверть века целый ряд методов борьбы с эрозией. Но спешка иногда приводила к односторонности. Агрономы убеждали, что спасет правильная обработка земли. Сторонники травополья напирали на севооборот, включающий многолетние травы. Гидротехники доказывали, что дело решат плотины, водохранилища, пруды и каналы. Лесоводы, понятно, уповали на лесополосы. Словом, каждый смотрел на проблему со своей колокольни.

— Лес не панацея, — неожиданно сказал лесовод Сукачев. — Надо взять все в комплексе: агротехнику, травы, орошение, лес… Только тогда можно рассчитывать на успех дела.

Я был свидетелем того, как Сукачев объяснял одному журналисту сущность биогеоценологии. Мой коллега добивался ответа на вопрос: каково практическое значение этой науки. Ее построения казались ему слишком громоздкими и необъятными, он даже назвал ее «метабиологией» (сверхбиологией). Академик отвечал журналисту терпеливо и дружелюбно (хотя вообще-то он нашего брата недолюбливал).

— Знаете притчу о метле и семи братьях? Отец позвал их перед смертью, дал каждому в руки прутик и велел сломать. Прутики, разумеется, легко сломались. Тогда отец подал самому старшему метлу, связанную из таких же прутьев. Метла не поддалась, как парень ни пыжился. «Держитесь все вместе, — сказал отец, — и вы устоите перед любой бедой». Того же и наша теория требует: если человек конструирует культурбиогеоценоз, он не должен забыть ни одной части комплекса…

Перенесем этот образ на практику. Нужно, допустим, остановить овраг, разрезавший поле пополам. Лес, посаженный на его склонах, это лишь один прутик, который легко смоют ливневые воды, если он останется в одиночестве.

Края оврага надо задернить травой — второй прутик: он погасит скорость потоков.

Запретим трактористам пахать вдоль уклона поля — третий.

Перегородим голову оврага валом или запрудой, чтобы отвести вешние ручьи с проторенной дорожки, — четвертый…

Все вместе они и составят силу, способную остановить эрозию почвы и рост оврага.

Биогеоценология требует от человека соблюдения элементарных правил геогигиены. Люди реже болеют, если их жилище аккуратно проветривается и регулярно дезинфицируется. Это правило действует и в биогеоценозах. Заглянем, например, в такой к-БГЦ, как хлопковое поле. Время от времени его тоже надо «проветривать». Микроскопический анализ показывает, что после того, как урожай «белого золота» собран, в одном килограмме почвы остается 10 тысяч клеток грибка фузариум. Фузариум — разносчик вилта, болезни, истощающей хлопчатник. Уничтожить заразу помогает дезинфекция. Отличный оздоровитель хлопка — многолетняя люцерна. После нее в почве остается в 200 раз меньше заразных клеток!

Роль люцерны в к-БГЦ этим не ограничивается: за два года она накапливает в земле 300 килограммов азота. Точнее говоря, эту работу проделывают клубеньковые бактерии, обитающие на корнях люцерны. Наука еще не установила точно, каким образом микроорганизмы превращают азот воздуха в органические удобрения. Несомненно одно, живые реактивы играют в биогеоценозе колоссальную роль.

Посмотрим еще раз на схему БГЦ.

Перед нами целая система связей. Система, которая живет, движется. Внутри ее непрерывно идет обмен веществ и энергии. Под влиянием солнечной радиации идет фотосинтез в растениях, они накапливают зеленую массу, используя для своего построения атмосферные осадки и воду гидросферы (рек, озер). Насекомые поедают траву, а птицы насекомых. Продукты разложения, гниющие остатки растений и животных — пища и среда для развития микроорганизмов. Микроорганизмы помогают корням растений усваивать азот из воздуха.

Только двенадцать каналов связи приведено в этой системе. Их много больше. Некоторых связей мы вообще еще не знаем. Например, не все микроорганизмы почвы нам известны, а между тем роль их в БГЦ огромна. Миграция элементов в биосфере — это в основном дело рук микробов. Ни одно живое существо не способно развиваться с такой скоростью! Дайте им оптимальные условия — и за двое суток пленка микроорганизмов покроет планету.

Пересади на новое место простой саженец, он будет мучиться, болеть, пока не привыкнет к новой почве, к новым соседям. Вот только если с микоризой взять…

Микориза — это кусочек родной почвы саженца, вместе с его микроорганизмами — бактериями, насекомыми, водорослями, опавшей хвоей. В микоризу входят и выделения корней кедра. Перенося саженец на новое место, мы вместе с микоризой переносим как бы кусочек родного БГЦ. Дома, как известно, и стены помогают, а тут деревце переезжает вместе со «стенами».

Представим себе, что мы посадили кедр без микоризы в хорошем месте, там, где почва богата микроорганизмами. Можно ли быть уверенным в успехе? Не обязательно. Во-первых, мы посадили его в более или менее устойчивую систему, где связи сложились, где кедр — чужак. Во-вторых, кедру не всегда нравится обилие микроорганизмов в почве. Загляните под его крону в тайге… Почва усыпана слоем хвои. Она не по зубам микробам — в ней содержатся бактерицидные (убивающие бактерий) вещества. Оттого, между прочим, так чист воздух в кедрачах.

Однажды в Раздорах я встретил Владимира Николаевича возле прививок кедра на сосну. Он поправил свой слуховой аппарат, словно желая получше услышать знакомый шум леса. Осмотрел ветку, на которой завязались плоды, отпустил. Потом бережно провел ладонью по верхушке молодого кедра, чуть касаясь хвоинок. В этом движении было что-то бесконечно знакомое: так гладят по голове детей. Рядом шумели кедры постарше. И мне показалось, что есть что-то общее между лесным красавцем и человеком. Прямой, устремленный, кряжистый…

Прививки кедра на сосну — это один из многих экспериментов, вдохновителем которых был Владимир Николаевич Сукачев.

Начала его Александра Ивановна Северова, кандидат биологических наук, представительница многочисленного племени сукачевцев. А вернее, начала природа…

Никто не видел, как это произошло. То ли вездесущая кедровка обронила орешек в расселину между ветвей молодой сосенки, то ли хлопотливая белка запрятала его в дупло про запас. Так или иначе, орешек поселился на сосне, укоренился, а через год на этом месте проклюнулась почка. Весной красная чешуйка, прикрывавшая почку от холода, слетела, и из-под нее появились светло-зеленые хвоинки. Они затрепетали на ветру, приветствуя весну. Только их было не две, как у сосны, а пять, как у кедра. Прошло немало лет, пока это дерево не нашел известный московский профессор.