Владимир Крупин - Так начиналось…

Это было за несколько дней до Октябрьского штурма. Петроград. Выборгская сторона. Улица Сердобольская, № 92/1, квартира 41. Здесь, на квартире Маргариты Васильевны Фофановой, последнее подполье Ильича.

Раннее утро. Прошелестели по лестнице и стихли женские шаги. Хлопнула парадная дверь. Первейшая и главнейшая обязанность Фофановой — доставлять Ленину все, решительно все свежие газеты и журналы. О делах в партии, о ходе подготовки вооруженного восстания Ленин знает от членов Военно-революционного комитета, от рабочих, с которыми он встречается, несмотря на жесткие условия конспирации. Но необходимо знать гораздо больше. Какова обстановка на фронте? Что думают господа кадеты? Какие настроения на местах? В иной желтой газете на этот счет найдешь важнейшие факты — факты, которые нужны для точной оценки политического момента.

Ленин внимательно и с нетерпением прислушивается к звукам за окнами квартиры. Но связная что-то задерживается. На книжном стеллаже — ее книги, все больше учебники и монографии по земледелию: Фофанова состоит слушательницей Высших женских сельскохозяйственных курсов.

Владимир Ильич листает книги. Несколько томиков перекочевывают на его дощатый рабочий стол, покрытый коричневой клеенкой. Вот труд сугубо научный. «Болота, их образование, развитие и свойства». Автор — ассистент Лесного института В. Сукачев. Он пишет об истории образования болот в лесах, о торфяниках, о том, что болота представляют резерв земельного фонда, если взяться за их освоение, о сапропелях…

А вот научно-популярная книга: «А. Гарвуд, Обновленная земля». Предисловие и перевод профессора К. А. Тимирязева. О чем она? Об орошении пустынь, о новых диковинных сортах растений, о Лютере Бербанке, о сельскохозяйственных опытных станциях в Америке. Удивительные вещи может сотворить человек, если он применяет науку на ферме, в саду, на пашне! «Сказание о победах современного земледелия в Америке…» Хорошо сказано! И вот на что способен народ, пожинающий плоды науки, обновляющий землю, на которой он живет…

В дверях звякнул ключ. На пороге Маргарита Васильевна с кипой газет. Наконец-то! Ленин быстро, но внимательно «проглатывает» новости. Пишет письмо товарищам, которое нужно передать тотчас же. Короткое напутствие. И снова тишина. Тишина ожидания, наполненная напряженной титанической работой ленинской мысли.

Вечером Владимир Ильич говорит Фофановой:

— Знаете, я заинтересовался вашей библиотекой и прочел эту книгу. — Он держит в руке сукачевские «Болота». — В ней замечательные мысли! Как интересно, захватывающе она написана! Какое громадное практическое, хозяйственное значение имеют болота! Подумайте, какой огромный процент земли находится под болотами! А ведь они могут стать центром богатейших торфяных разработок, добычи дешевого топлива и, значит, дать нам дешевое электричество.

Книга эта несколько дней пролежала на рабочем столе Ленина.

И вот сегодня, раскрывая пожелтевший томик, на титульном листе которого обозначено «Санкт-Петербург, год издания 1914-й», я невольно думаю о том, что привлекло тогда в этой книге Ленина. Почему «Болота» так поразили воображение Ильича, занятого в те часы важнейшим делом своей жизни?

Листаю потертые страницы. Таблицы, диаграммы, расчеты. Болотный ил и революция? Да. И сапропели — источник удобрений и кормов, и осушение болот, и торф — все это было для Ленина практическим делом революции, которая свершилась через три дня.

В те часы на Выборгской Ленин не просто готовил штурм Зимнего. Он мечтал о реальном будущем, о новой земле, преображенной руками пролетариата и крестьянства. О Земле с большой буквы.

Книга Гарвуда помогла полету ленинской мечты. А в труде Сукачева была еще одна особенность, которая импонирует каждому марксисту. Это не просто история болот или болотоведение. Диалектика, строгая диалектика природы, железная логика ее внутреннего развития, ее взаимосвязей — вот что отличает научный труд, созданный более полувека назад.

Наука и революция. Пятьдесят лет идут они рука об руку. Пятьдесят лет, начиная с того вечера, когда Ленин — великий ученый и великий революционер — покинул свою последнюю конспиративную квартиру и поспешил в Смольный, потому что промедление было смерти подобно.

Только революция могла спасти Россию семнадцатого года от неминуемой катастрофы. Жестокий молот империалистической войны дробил и стирал в порошок уцелевшие за три года бойни остатки народного труда. Производительные силы страны разрушались. На исходе топливо. Не хватает сырья. Нет хлеба.

Только революция могла остановить развал промышленности, воскресить деревню. Проектируя строительство социализма на развалинах народного хозяйства, сведенного судорогой войны, большевики ставили перед собой неслыханно трудную задачу.

И когда радиостанция главного морского штаба передала в эфир: «Всем! Всем! Всем!.. Социалистическая революция свершилась!» — очень немногие политики на Западе да и в России поверили, что это всерьез и надолго.

Удержат ли большевики государственную власть? Этот вопрос занимал умы всех без исключения современников Октября — и врагов его, и союзников, и тех, кто пока оставался в стороне, и тех, кто всегда слыл нейтралом.

Пророки, предсказывавшие падение Советской власти через три дня, через три недели, через три месяца, посрамлены историей. Но тогда, в семнадцатом, когда весь мир находился в состоянии неустойчивого равновесия, голоса предсказателей и вещателей будущего частенько поражали воображение слабонервных и колеблющихся. Не каждый, даже образованный и мыслящий, человек мог правильно понять существо происходивших событий. А те, кто понимал верно, делились в конце концов на два лагеря. «За» или «против».

Русская интеллигенция тоже стояла перед этим выбором. Конечно, интеллигент интеллигенту рознь. Социальное и материальное положение академика и банковского служащего, горного инженера и врача далеко не одинаково. Но все эти люди до революции относились в общем-то к обеспеченному слою населения. И по логике вещей они должны были поддерживать власть имущих. Согласно одной из исторических схем интеллигенция после Октября разделилась на три группы. Высшая — профессура — была враждебна Советской власти. Средняя — так называемые спецы — держалась нейтрально. А низшая — так сказать, пролетарии умственного труда: учительство, низкооплачиваемые служащие — выступила «за». Однако схема схемой, а жизнь жизнью.