Роберт Сапольски - Биология добра и зла. Как наука объясняет наши поступки

Мы из этого должны уяснить важную вещь {49} 49 G. Holstege, “Brain Activation During Human Male Ejaculation,” J Nsci 23 (2003): 9185; H. Lee et al., “Scalable Control of Mounting and Attack by Ers1+ Neurons in the Ventromedial Hypothalamus,” Nat 509 (2014): 627; D. Anderson, “Optogenetics, Sex, and Violence in the Brain: Implications for Psychiatry,” BP 71 (2012): 1081. . Когда симпатическая нервная система начинает изо всех сил «нервничать»? Когда страшно, когда нужно убегать со всех ног, когда нужно сражаться или во время секса. Или если вы выиграли в лотерею, или радостно мчитесь по футбольному полю, или только что доказали теорему Ферма (это для тех, кто в теме). К слову: у самцов мышей примерно четверть нейронов в одном из ядер гипоталамуса обслуживают половое поведение, а если возбуждение усилить, то они же вовлекаются в иннервацию агрессивных реакций.

Это подразумевает два важных следствия. Первое состоит вот в чем. И половое поведение, и агрессия активируют симпатическую нервную систему, а она, в свою очередь, влияет на поведение. Сходные обстоятельства будут восприниматься по-разному на фоне различных сердечных ритмов: когда сердце учащенно колотится или когда оно спокойно, размеренно стучит. Значит ли это, что в зависимости от картины возбуждения автономной системы мы по-разному ощущаем окружающий мир? Нет, не значит. Но все же обратная связь автономной нервной системы влияет на ощущения – она меняет их интенсивность. Об этом подробнее рассказывается в следующей главе.

Во втором следствии отражена основная идея этой книги. А именно: сердцу по большому счету все равно, кипите вы от ярости или испытываете оргазм – оно будет биться сходным образом. Вспомните слова Визеля: противоположность любви – не ненависть, а безразличие.

Давайте теперь подытожим все, что узнали о миндалине. Лавируя между сознательной упрощенностью и научной сложностью, мы вывели самое важное – двойственную роль миндалины в оформлении агрессии и страха (некоторых из его сторон по крайней мере). Страх и агрессия могут и не быть тесно взаимоувязаны – испуг необязательно вызывает агрессию, а агрессия не всегда коренится в страхе. Обычно страх увеличивает агрессию у тех, кто склонен проявлять ее. А подчиненные индивиды, которые не имеют возможности выказать свою агрессию без риска, от страха ведут себя прямо противоположным образом.

Разобщенность страха и агрессии можно ясно увидеть в насилии психопатов, которых вряд ли назовешь боязливыми – и физиологически, и на субъективном уровне их чувствительность к боли ниже нормы. И миндалина у них хуже реагирует на обычную стимуляцию страха, да к тому же она меньше по размеру {50} 50 K Blair, “Neuroimaging of Psychopathy and Antisocial Behavior: A Targeted Review,” Curr Psychiatry Rep 12 (2010): 76; K. Kiehl, The Psychopath Whisperer: The Nature of Those Without Conscience (Woodland Hills, CA: Crown Books, 2014); M. Koenigs et al., “Investigating the Neural Correlates of Psychopathy: A Critical Review,” Mol Psychiatry 16 (2011): 792. . Так вот, картина психопатического насилия хорошо согласуется с этими фактами. У психопатов оно не спровоцированное, а инструментальное. То есть является лишь средством для достижения определенной цели, исполняется бесстрастно, безжалостно, по-змеиному безучастно.

Это значит, что страх и насилие нельзя накрепко спаривать. Но их связь, как правило, возникает, когда вспыхнувшая агрессия – это ответная реакция на вызов, бешеная, с пеной у рта. Если бы никто не устрашал нейроны миндалины, а вместо этого они бы сидели под своею виноградною лозою и под своею смоковницею, то мир, наверное, был бы более благостным [40] Мих. 4:4. .

А теперь мы двинемся дальше, к следующей области мозга – второй из тех трех, о которых нам нужно знать поподробнее.

Я долго, целые десятилетия, изучал гиппокамп. Он по-доброму относился ко мне. Хотелось бы думать, что и я платил ему тем же. Но иногда мне кажется, что я с самого начала ошибся с выбором, мне нужно было еще тогда заняться лобной корой. Ведь именно это – самая интересная часть мозга.

Что делает лобная кора? Список ее занятий велик: оперативное запоминание, решение текущих вопросов (организация информации с последующим стратегическим ее воплощением в действиях), отсрочка удовольствия, долговременное планирование, регуляция эмоций, сдерживание импульсивных порывов {51} 51 Здесь весьма интересные рассуждения об импульсивности лобной коры: J. Dalley et al., “Impulsivity, Compulsivity, and Top-Down Cognitive Control,” Neuron 69 (2011): 680. .

Это портфолио многостаночника. Пожалуй, я бы объединил все эти профессии под одной шапкой, которую уместно было бы поместить на каждой странице этой книги: лобная кора заставляет нас поднапрячься, если дело видится правильным.

Назову для начала несколько важных черт, характеризующих лобную кору.

Становление этой части мозга произошло позже других, только у приматов она проявилась во всем своем великолепии. Среди генов, уникальных для приматов, непропорционально большая их часть работает именно в лобной коре. И более того, картина активации этих генов сильно варьирует у разных особей; размах индивидуальной изменчивости в их активности гораздо больше, чем усредненная для всех генов мозга разница между человеком и шимпанзе.

В лобной коре человека нейронные связи гораздо сложнее, чем у других человекообразных обезьян, и, согласно некоторым определениям ее границ, она у человека даже крупнее (разумеется, если брать удельный размер, т. е. относительно размера тела) {52} 52 J. Rilling and T. Insel, “The Primate Neocortex in Comparative Perspective Using MRI,” J Hum Evol 37 (1999): 191; R. Barton and C. Venditti, “Human Frontal Lobes Are Not Relatively Large,” PNAS 110 (2013): 9001; Y. Zhang et al., “Accelerated Recruitment of New Brain Development Genes into the Human Genome,” PLoS Biol 9 (2011): e1001179; G. Miller, “New Clues About What Makes the Human Brain Special,” Sci 330 (2010): 1167; K. Semendeferi et al., “Humans and Great Apes Share a Large Frontal Cortex,” Nat Nsci 5 (2002): 272; P. Schoenemann, “Evolution of the Size and Functional Areas of the Human Brain,” Ann Rev of Anthropology 35 (2006): 379. .

В индивидуальном развитии человека лобная кора заканчивает свое формирование позже остальных частей мозга, при этом самые эволюционно молодые ее части созревают самыми последними. И вот что примечательно – лобная кора полностью вступает в строй, только когда человек достигает 20–25 лет. Прибережем этот фактик до главы о взрослении – там он нам пригодится.

И наконец, в лобной коре есть клетки особого типа. В целом наш мозг не может похвастаться неповторимым клеточным или химическим составом – наши нейроны, нейромедиаторы, нейропептиды и т. д. примерно такие же, как и у мухи. Мы отличаемся по количественным характеристикам: на каждый мушиный нейрон у нас приходятся мириады нейронов и мириады мириадов нейронных связей {53} 53 J. Allman et al., “The von Economo Neurons in the Frontoinsular and Anterior Cingulate Cortex,” ANYAS 1225 (2011): 59; C. Butti et al., “Von Economo Neurons: Clinical and Evolutionary Perspectives,” Cortex 49 (2013): 312; H. Evrard et al., “Von Economo Neurons in the Anterior Insula of the Macaque Monkey,” Neuron 74 (2012): 482. .

Упомянутые в последнем пункте исключительные клетки – это т. н. нейроны фон Экономо (по-другому – веретенообразные нейроны). Они отличаются и по форме, и по картине связей. Поначалу считалось, что эти нейроны имеются только у человека, но потом их нашли у других приматов, китов, дельфинов и слонов [41] Поэтому считается, что эти нейроны возникли независимо, ведь филогенетическое расстояние между приматами, китообразными и слонами чрезвычайно велико. Так, ближайшие родичи слонов – даманы и ламантины, а не киты и приматы. Вычеркивая родство, мы тем самым подчеркиваем сходную функциональность: для клеток фон Экономо это предположительно высокая социальность. . Перед нами – звездная команда высокосоциальных видов.