Роберт Сапольски - Биология добра и зла. Как наука объясняет наши поступки

Успех в организации и провозглашении новой Южной Африки был результатом множественных действий, показывающих уважение к священным ценностям. Вероятно, здесь не последнюю роль сыграл неподдельный публичный интерес Манделы к регби – спорту столь же любимому бурами, сколь и презираемому Черной Африкой. За демонстрацией этого интереса последовало событие, нашедшее отражение во многих книгах и фильмах и имеющее эпохальное символическое значение: национальная команда регбистов, чистокровных буров, спела гимн страны на коса: «Nkosi Sikelel’ iAfrika», а ей вторил черный хор, исполняя его на африкаанс, «Die Stem van Suid-Afrika», и в словах мужественной песни слышалось эхо скалистых гор [474]. А потом эта слабая южноафриканская команда регбистов невероятным, чудесным образом выиграла на своем поле в Йоханнесбурге чемпионат мира 1995 г.

Я могу снова и снова слушать этот гимн, исполненный на том чемпионате в 1995 г., особенно после написания отрывка про Руанду. Какой урок дают нам Хуссейн, Макгинесс, Робинсон, Фильюн, Мандела? А такой, что смешение буквального и метафорического, символическую защиту жизненных святынь можно использовать для самых благих целей, для самых лучших из наших поступков. И это мы увидим в близкой уже последней главе книги.

Некоторое время назад некий фонд разослал разным людям письма с предложением спонсировать их проекты. Программы, так сказать, Больших Идей. В этих письмах было написано что-то вроде: «Присылайте нам самые дерзкие планы, которые другие фонды могли бы счесть сумасшедшими».

Звучало забавно. И я послал им проект, озаглавленный «Следует ли упразднить систему уголовного судопроизводства?». На этот вопрос я ответил утвердительно, поскольку нейробиология показывает, что система не имеет смысла, а значит, этому фонду нужно спонсировать усилия по ее упразднению.

«Очень весело, – ответили мне. – Что же, мы сами напросились. И вы нас заинтересовали. Действительно, стоит внимательнее присмотреться к взаимоотношениям между нейробиологией и законодательством. Давайте организуем конференцию».

И я отправился на конференцию, где собрались нейробиологи и профессора права, судьи, криминалисты. Мы усвоили терминологию друг друга, например, насколько по-разному используются слова «возможный», «вероятный», «определенный» и пр. в разных дисциплинах. Стало понятно, что нейробиологи, включая и меня, понятия не имеют, как идет работа в мире правосудия и что народ этого мира, напуганный до полусмерти школьной биологией, старается держаться подальше от науки. И несмотря на эти культурные препятствия, на конференции завязалось множество междисциплинарных контактов всех сортов, из которых постепенно сформировалась группа взаимодействующих специалистов, изучающих нейроправо.

Весьма жизнерадостно, интересно и вдохновляюще. Но досадно для меня, ведь я вроде как имел в виду именно то, что написал в названии проекта. Современную систему уголовного судопроизводства нужно упразднить, создав на ее месте нечто, пусть и имеющее в широком смысле много общего с существующей системой [476], однако основанное на совершенно других базовых принципах. И я как раз собираюсь в первой части главы изложить их плюс постараться убедить вас в своей правоте.

Трудно возразить против того, что систему уголовного судопроизводства нужно менять и что эти изменения должны учитывать побольше научных знаний и поменьше псевдонаучных. Вот, например, проект «Невиновность» (наверняка в голову придут и другие примеры): в результате его реализации около 350 человек (причем 20 из них ожидали смертной казни), приговоренных в среднем к 14 годам заключения, были освобождены на основании ДНК-дактилоскопии {907}.

Несмотря на такой успех я решил почти не рассматривать новые научные веяния в правовой системе. Вот список трудных вопросов, которые вообще не будут обсуждаться в этой главе:

а) Что делать с отклонениями, обусловленными внутренними автоматическими установками (к примеру, когда судьи выносят более суровые приговоры правонарушителям с темным цветом кожи)? Нужно ли всем судьям проходить имплицитный ассоциативный тест, чтобы по его результатам можно было отстранить тех, кто обнаружит соответствующие сильные предубеждения?

б) Допустимо ли в суде использовать нейросканирование мозга обвиняемых? {908}Этот вопрос теперь стал спорным, потому что данный способ от стадии революционных открытий перешел к этапу разработки на его основе стандартизированных методик. Есть, однако, мнение, что судьям не стоит демонстрировать изображения с нейросканеров, потому что неспециалист может элементарно восхититься чудесной цветной картинкой Настоящего Мозга, а смысл ее отойдет для него на второй план (но, по-видимому, опасения на этот счет преувеличены).

в) Допустимо ли в суде использовать данные нейросканирования для доказательства честности обвиняемого (или на работе – для допуска к секретной информации)? Я не знаю ни одного специалиста, считающего нейросканирование инструментом высокой точности. Тем не менее находятся предприниматели, предлагающие этот метод на продажу (и среди них есть компания, которая называется «МРТ без обмана», – я не шучу!). В широком смысле нейросканирование включает в себя и более простые, но столь же ненадежные технологии опознания «солгавшего мозга». Например, электроэнцефалограммы (ЭЭГ), они разрешены в индийских судах {909}.

г) При каком уровне IQ правонарушителя можно привлекать к уголовной ответственности на общих основаниях? Существующий стандарт равен или выше 70, но что это за чудесные 70 баллов – усредненный результат из нескольких прохождений теста или самый высокий из достигнутых результатов тестирования? На этот счет идет оживленная дискуссия, и от ее итогов зависит судьба около 20 % осужденных на смертную казнь {910}.

д) Как быть с тем, что научные открытия могут породить новый вид когнитивных искажений у присяжных? Скажем, если присяжные будут полагать, что шизофрения имеет чисто биологическую основу, то они скорее сочтут шизофреника неизлечимо опасным типом, нежели станут обсуждать его конкретные правонарушения {911}.

е) Правовая система различает замысел и действие. А что, если нейробиология будет в основном выявлять замысел? Так мы вплотную подойдем к расследованию преступных мыслей, выискивая тех, кто собирается совершить преступление. По словам одного эксперта, «нам придется определить содержимое черепной коробки в юридических терминах как “частную территорию”» {912}.