Симона де Бовуар - Второй пол

Эта сексуальная фрустрация женщины была сознательно принята мужчинами; как мы видели, они, находя опору в некоем оптимистическом натурализме, легко мирились с женскими страданиями: такова уж ее участь; эта удобная точка зрения подтверждалась и библейским проклятием. Страдания, связанные с беременностью, – тяжкая цена, которую женщина платит за краткий миг призрачного наслаждения, – служили им темой для шуток: «Пять минут удовольствия, девять месяцев мук», «Входит легче, чем выходит». Этот контраст нередко казался им смешным. Подобная философия не лишена садизма; ведь страдания женщин радуют многих мужчин, и им не нравится, что их хотят облегчить [365]. Поэтому не стоит удивляться тому, что мужчины без всяких угрызений совести отказывали женщинам в праве на сексуальное удовлетворение; более того, они полагали, что целесообразно отказывать им не только в сексуальном удовольствии, но и в сексуальном желании [366].

Именно об этом с очаровательным цинизмом пишет Монтень:

Вот и выходит, что допускать, состоя в этом почтенном и священном родстве, безумства и крайности ненасытных любовных восторгов – своего рода кровосмешение, о чем я, кажется, уже где-то говорил. Нужно, учит Аристотель, сближаться с женой осторожно и сдержанно и постоянно помнить о том, что, если мы станем чрезмерно распалять в ней желание, наслаждение может заставить ее потерять голову и забыть о границах дозволенного… Мне неведомы браки, которые распадались бы с большей легкостью или были бы сопряжены с большими трудностями, нежели заключенные из-за увлечения красотой или по причине влюбленности… Удачный брак, если он вообще существует, отвергает любовь и все ей сопутствующее… (Книга III, глава V).

И еще:

Даже те наслаждения, которые они вкушают от близости с женами, заслуживают осуждения, если при этом они забывают о должной мере и что в законном супружестве можно так же впасть в распущенность и разврат, как и в прелюбодейной связи. Эти бесстыдные ласки, на которые толкает нас первый пыл страсти, не только исполнены непристойности, но и несут в себе пагубу нашим женам. Пусть лучше их учит бесстыдству кто-нибудь другой. Они и без того всегда готовы пойти нам навстречу… Брак – связанный и благочестивый союз; вот почему наслаждения, которые он нам приносит, должны быть сдержанными, серьезными, даже в некоторой мере строгими. Это должна быть страсть совестливая и благородная (Книга I, глава XXX).

В самом деле, муж, пробуждающий чувственность в своей жене, пробуждает ее как таковую, поскольку женщина выходит замуж не в силу влечения к нему лично. Таким образом, он подталкивает свою супругу к поиску удовольствия в других объятиях. Слишком пылко ласкать женщину, говорит все тот же Монтень, – это «гадить в корзину, которую вы собираетесь нести на голове». Впрочем, он честно признает, что из-за осторожности мужчины женщина оказывается в весьма невыгодном положении:

У женщины есть серьезные причины отвергать существующие в обществе жизненные правила, тем более что придуманы они мужчинами, без участия женщин. Конечно, между ними и нами бывают стычки, плетутся интриги. Кое в чем мы поступаем с ними легкомысленно: нам прекрасно известно, что по склонности и страсти к любовным утехам мы им в подметки не годимся… Мы щедро вознаграждаем ее за воздержание, в противном же случае сурово караем… Нам хотелось бы, чтобы женщины были здоровы, сильны, пышны, упитанны и в то же время непорочны, то есть и страстны и холодны одновременно; ведь брак, который, как мы утверждаем, должен остудить их пыл, не приносит им облегчения из-за царящих у нас нравов.

Прудон менее щепетилен; по его мнению, «справедливость» требует, чтобы любовь была отделена от брака:

Любовь должна быть растворена в справедливости… всякие любовные беседы, даже между женихом и невестой, даже между супругами, неуместны, разрушают уважение в доме, трудолюбие и исполнение общественного долга… (выполнив свои любовные обязанности)… мы должны отбросить ее, как пастух, сквасив молоко, сливает сыворотку…

Однако в XIX веке буржуазные представления о любви несколько изменились. С одной стороны, буржуазия страстно желала защитить и укрепить брак, а с другой – из-за развития индивидуализма простое подавление женских требований стало невозможным. Право на любовь яростно защищали Сен-Симон, Фурье, Жорж Санд и все романтики. Возникла новая проблема: соединить брак с индивидуальными чувствами, которые прежде из него попросту исключались. Именно в это время появилось двусмысленное понятие «супружеская любовь», дивное порождение традиционного брака по расчету. Идеи консервативной буржуазии во всей их непоследовательности выразил Бальзак. Он признает, что в принципе брак и любовь не имеют ничего общего, но ему неприятно уподоблять такой достойный уважения институт, как брак, обыкновенной сделке, в которой с женщиной обращаются как с вещью; в результате, читая его произведение «Физиология брака», мы постоянно сталкиваемся с удивительной непоследовательностью:

Рассматривая брак с точек зрения политической, гражданской и нравственной, мы увидим в нем закон, договор и установление… Следственно, брак должен быть предметом всеобщего уважения. Общество поневоле ограничилось этими очевидными соображениями, ибо для него они представляют наибольшую важность.

Большинство мужчин, вступая в брак, помышляют лишь о том, как бы продолжить свой род, вступить во владение имуществом и стать отцами, однако ни продолжение рода, ни собственность, ни дети сами по себе счастья не приносят. Crescite et multiplicamini! [367]– для исполнения этого завета любовь не нужна. Именем закона, короля и правосудия требовать у барышни, которую вы впервые увидели две недели назад, любви – бессмыслица, достойная большинства обреченных! [368]

Казалось бы, все ясно, как в гегелевской теории. Однако Бальзак без всякого перехода продолжает:

Любовь есть согласие потребности и чувства, семейное счастье проистекает из связующей супругов совершенной гармонии душ. Отсюда следует, что, дабы достичь счастья, мужчина обязан блюсти некоторые правила чести и такта. Воспользовавшись плодами социального закона, освящающего потребность, он должен затем подчиниться тайным законам природы, способствующим расцвету чувств. Если он видит счастье в том, чтобы быть любимым, ему следует искренне полюбить самому: истинная страсть всемогуща.

Однако быть страстным – значит никогда не утрачивать желания. Можно ли всегда желать свою жену?

Да.

После чего Бальзак излагает свою науку брака. Однако мы скоро замечаем, что главной целью для мужа должна быть не любовь жены, а ее верность, и для того чтобы оградить свою честь, муж должен постоянно указывать жене на ее слабости, препятствовать ее культурному развитию, держать в состоянии морального отупения. И это называется любовью? Основной смысл этих туманных и бессвязных рассуждений сводится, по-видимому, к тому, что мужчина, используя свое право выбирать жену и удовлетворяя с ней свои потребности, должен вносить в отношения с ней как можно меньше индивидуального. Именно в этом Бальзак видит залог верности жены. В то же время муж, используя определенные приемы, должен пробудить любовь жены. Но если мужчина женится ради собственности и потомства, можно ли его назвать действительно влюбленным ? А если он не влюблен, то откуда возьмется всепобеждающая страсть, в ответ на которую вспыхнет страсть жены? Неужели Бальзаку действительно неизвестно, что неразделенная любовь не только не вызывает ответных чувств, но докучает и вызывает отвращение? Все его лицемерие ясно видно в его программных «Воспоминаниях двух юных жен», «идейном» эпистолярном романе. Луиза де Шалье хочет строить супружеские отношения на любви; в результате она в порыве страсти убивает своего первого мужа и умирает от чрезмерной ревности ко второму. Рене де л’Эсторад пожертвовала своими чувствами ради благоразумия. В награду она обретает материнские радости и создает прочное семейное счастье. Непонятно, во-первых, в силу какого проклятия – если, конечно, это не воля самого автора – влюбленная и страстно желающая насладиться радостями материнства Луиза их лишена: любовь никогда не мешала зачатию. Во-вторых, невозможно отделаться от мысли о том, что радость, с которой Рене принимает объятия супруга, свидетельствует о ее «лицемерии», за которое Стендаль так ненавидел «порядочных женщин». Вот как Бальзак описывает ее первую брачную ночь; Рене пишет своей подруге: