Инна Перс - Принцип яйцеклетки: науч-поп-гид по физиологии и психологии от первого лица

Уютно устраивается на софе и обнимает папу за шею. Нежно теребит непослушные вихры. Папа отклоняет голову и приглаживает их обратно, но улыбается. Мама мелодично и методично нашептывает аргументы. Почему в Россию. Почему Екатерина. Папа утомлен дебатами, обезоружен лаской и согласен.

Екатерина натура героическая. Вслух. За неимением повода к красивому героизму склонна придумывать себе поводы к высоким, и притом нарочито высоким, чувствам и поступкам. Замалчивает. Красива общепонятной здоровой красотой, тактична, искренняя, приветлива и весела. Добрая. Вслух. Первая среди многих и умная среди посредственности. Сравнительно с окружающим большинством. Замалчиваем. Греческие корни означают «чистый, непорочный». Вслух. По темпераменту – легковозбудимые нервные холерики. Замалчиваем. Но Я-то слышу. Для меня наконец-то сливается воедино научная наследственность и псевдонаучная именная зависимость. Яблоко от яблоньки. Так тому и быть. Смиряюсь. Утешает предсказание, что Екатерины, несмотря на достаточно трудный характер, живут интересной и насыщенной жизнью. Это главное.

Мне двадцать две недели. Я ростом тридцать сантиметров и вешу семьсот граммов. Мое тельце округляется, а личность определяется. У меня появилось имя, а с ним и еще одна интерпретация характера. Мое лицо выглядит практически в точности таким, каким увидят его родители впервые в родовой палате. Корреляция с родословной физиогномикой, сфабрикованной мамой, весьма отдаленная. Зато никаких сомнений, что ребенок Я их. И выражать это лицо будет характер, сформированный по законам физиологии нервной системы. Не по звездам и не по именным значениям. Остается только надеяться, что имя чудом подойдет к лицу и характеру. Информации из внешнего мира становится все больше, и она раздувает мою голову. А тут еще путешествие в Россию.

Начало двадцать третьей недели из отведенных мне на преобразование в человека. Или шестнадцать до моего рождения по родительской шкале. В обоих измерениях мне предстоит провести следующие три недели на земле маминых предков в России. «Умом Россию не понять» – застряла у меня в голове папина мысль. Или Черчилля? «И маму тоже». Это точно – папина. Мой день рождения не решен. Имя выбрано только наполовину. Темперамент завуалирован плодными водами и недоразвитой нервной системой. Похоже, что только физиологическое развитие идет по плану. Настрой оптимистичный. Мой мозг расширяет владения свои. Он регулирует почти все функции тела. Мои чувства подключаются одно за другим. Вот только зрение все еще сопротивляется. Зато, как и положено слепым, у меня обостряется слух. «Врагу не сдается наш гордый “Варяг”, пощады никто не желает!» Это уже не мой фольклор. Это – мама.

Сказано – сделано. Словно гордый «Варяг», мама решительно перенесла нас на тысячи километров. Мы в России. Нас – это себя и меня – Екатерину Любимую. Папа в Шанхае. Ждет визу. Перелета мы и не заметили. Заснули на взлете и проснулись за час до посадки. От голода. Ни перепадов давления, ни тромбозов, ни отеков. Может, солнечная радиация и была, но об этом как узнаешь? Только если вдруг у меня третья рука появится или хвост снова вырастет. Пока вроде не чешется. Мама твердо решила поменять отношение к жизни в противостояние кризисам беременности. Волноваться мы будем, только когда трагедия произойдет. А до этого момента будем радоваться жизни, солнцу и даже беременности. А заодно надеяться, что никакой трагедии не произойдет. Звезды нам помогут, папа визу получит, и отпуск удастся на славу.

В очередной раз убедившись, что глубоко научные предсказания доктора оказались лишь словами и никакой опасности мы не подверглись, мама окончательно углубляется в нетрадиционные методики воспитания детей и зародышей. Разобравшись с влиянием имени и звезд, мы переключаемся на музыку. Мама верит, что музыка – это закодированные эмоции. Дважды в день на амнион, вернее, на мамин живот надеваются наушники, и меня глушат музыкальными волнами. Репертуар самый разнообразный. Тягучие русские народные, зажигательные цыганские романсы, маршевые патриотические, многоголосые оперы, ностальгические вальсы и, конечно же, Моцарт. Я, правда, так и не могу понять, почему «конечно же Моцарт» так важен, но мама считает, что он стимулирует работу моего мозга.

Еще она верит, что голос мамы оздоравливает организм и повышает интеллектуальные способности. Как подопытная сторона могу только заявить, что под мамины песни мое тельце уютно свертывается калачиком и большой палец сам оказывается во рту. Мысли, стремления, амбиции и тревоги меня покидают.

Мама уверена, что я гений. Особенно после посещения Мастера и потому неутомимо воплощает в жизнь все теории, открывающие возможности разбудить мои таланты. Все и сразу. Сейчас мы лежим в ванне с маслом левзеи и лепестками роз. Она медленными круговыми движениями втирает смесь масел жасмина и мандарина с дезодорированным растительным маслом в зоны центральных лимфатических протоков. Романтично мерцают свечи. Шелестят листья деревьев, и поют птицы. Не то чтобы мы принимали расслабляющие ванны нагишом посреди леса, но иллюзия полная. Вот только как такая иллюзия должна повлиять на мой характер? Здесь наши с мамой мнения расходятся. Существенно. К тому же Стрелец – натура страстная.

– Завтра, масюня, пойдем слушать джаз в филармонию. Расширять кругозор.

Очередная идея!

– Джаз родился на тростниковых плантациях жаркой Африки в конце девятнадцатого века. Характерными чертами его музыкального языка стали импровизация, полиритмия, основанная на синкопированных ритмах, и уникальная ритмическая фактура – свинг.

Без твоей словесной абракадабры знаю, мама, что филармонии мне не избежать.

Мой слуховой аппарат достаточно развит, и я уже не подводная лодка. Я слышу скрипы, шелест, покашливание. Шаги – торопливые, шаркающие, извиняющиеся. Постукивания, похлопывания, почесывания. Какофонию басов, баритонов, фальцетов берущих все ноты одновременно. Очевидно, мы в филармонии. Внезапное затишье, дружные хлопки, повисшая пауза и… начали! Ритмично и темпераментно. Без прелюдий и разогревок. Приятно бодрит. Судя по обрывкам мыслей, играют не джаз, а рэг-тайм. Баян, фортепьяно, банджо, кларнет, ведрофон и стиральная доска. Есть еще один инструмент, но его определение разделилось на две группы мыслей. Одни величают его зука, другие – клаксон от велосипеда.

Я заинтриговано ведрофоном. Мысли представляют его в виде перевернутого ведра. Дно проткнуто деревянным веслом. Верхний конец весла соединен с основанием ведра прочной веревкой, которая, собственно, и является источником звука. Подергивающегося. Дребезжаще-глухого. Ух ты! Резкий гудок сжимает меня, как пружину. Еще один. Опасности нет – это зука. Раскатисто проходится барабанная палочка по стиральной доске. Словно много деревянных шариков одновременно высыпали на железную крышу, пока вы под ней прятались. Звуки-забавы смешиваются с известными мне классическими инструментами. Получается задорно и тянет в пляс. Мама уже давно ножками притопывает и меня потрясывает.