Инна Перс - Принцип яйцеклетки: науч-поп-гид по физиологии и психологии от первого лица

Дальше – сердце. После отрезания от мамы кислородное обеспечение – моя работа. Для этого овальное отверстие между предсердиями должно магически зарасти в течение первого дня жизни, разделить предсердия и направить кровопоток через легкие, где он и будет полноценно наполняться кислородом. Моя задача сейчас – накопление в легких брадикинина. Мамина – циркулирующих простагландинов. В момент рождения эти две субстанции сольются с вдыхаемым мной кислородом и стимулируют зарастание. Ни мне, ни маме подробное научное объяснение ясности процессу зарастания не добавляет и отсутствие порока сердца не гарантирует. Полагаемся на русский авось. Акушерка с нами заодно. У нее багаж многолетнего личного опыта и вековое наследие повитух всего мира.

И, конечно, формирование защиты – эндокринной системы. От микробов, от стресса, от мира. К моменту рождения надпочечники должны стать значительно больше почек и вырабатывать гормоны стресса: адреналин и норадреналин. Вдвое больше, чем у взрослого человека в состоянии сильнейшего стресса. Вот это нагрузочка! Да после родов мне любой стресс нипочем. Буду суперчеловеком! Не буду. Сразу после рождения надпочечники начнут возвращаться к нормальным пропорциям. Потеряю суперстрессовые возможности. Тогда зачем нагрузка по перестройке? Задваивание усилий и ослабление сопротивляемости. Неэффективно. Но если акушерка сказала надо, значит надо. Будем растить и вырабатывать.

Наконец мы переходим к главной части – процессу появления на свет. Меня пугает пуповина, а маму плакат на стене. Она, не мигая, глядит на плакат-иллюстрацию к описанию процесса родов, а я зачарованно смотрю кино в мамином мозгу. Тела – трансформеры. Планомерно, но неконтролируемо. Боль и страх. Кости и череп сдавливаются, вынужденно принимая требуемую форму. Страх и боль. Конечности и суставы неестественно выворачиваются и вдавливаются в позвоночник. Мы – наблюдатели. Нет – участники, пропускаемые через мясорубку. Боль, ужас, агония. Огромные ножницы с кроваво-красными пластмассовыми ручками. Один конец в руках доктора, другой у акушерки. Еще секунда – и их железные отточенные концы сомкнутся и перекроют мне доступ к питанию и дыханию. Шок. Паника. Прощай пуповина.

– Доктор, я боюсь.

– Вам бояться нельзя. Страх перед родами ведет к переношенной беременности.

– Но я не могу перестать бояться боли!

– Для этого существует эпидуральная анестезия.

– Это как?

– Местноанестезирующее вещество вводится в пространство между твердой оболочкой спинного мозга и позвонками через иглу. Потенциальные побочные эффекты – гипотония матери и ослабление родовой деятельности. В вашем случае они минимальны.

– Давайте эпидуральную! А есть анестезия от перерезания пуповины? Ну, чтобы малыша не шокировать?

– Перерезать пуповину – это как к парикмахеру сходить. Вам же не больно, когда волосы стригут.

– Не больно. Слышал, малипусик? Все будет хорошо.

Мы выдыхаем. Обе. Одновременно. Боль предстоящей мясорубки взята под контроль. Уничтожена, еще не зародившись. Остаточными явлениями пробегают судороги предвосхищения введения катетера между спинными позвонками. Глаза увлажняются. Одинокая слеза по маминой щеке. Пластиковый стаканчик с валерианой. Твердый голос акушерки. Исчезает сухость во рту. Обещание успокаивающего воздействия местных анальгетиков. Соленый привкус страха. Сердце восстанавливает умеренный ритм. Решительность победоносным маршем заполняет пространство. Барьер ужаса, выставленный было между мной и появлением на свет, умело преодолен. Молодец акушерка. Мастер! Слава науке! Все на анестезию. А может, прямо сейчас?

Перекусим что-нибудь быстренько. Очень хочется. Сладенького? Нет, солененького. Или кисло-сладкого? Точно! Мама выскакивает из кабинета, рассыпая на ходу поспешные благодарности, и начинает метаться в поисках пищи. Кисло-сладкой. Надежды, возложенные на больничный буфет, рушатся с первого взгляда. Заветренные булочки и напитки, пафосно именуемые стопроцентными соками. Из кислого – только мерзковатый запах растворимого кофе. Живот подводит. Требуется быстрое и верное решение. Желательно малокалорийное, чтобы оставить надежду белому платью. Просканировав больничную улицу, ускоряемся в сторону вывески тайской кухни. Бледно-розовые креветки в кисло-сладком соусе. Ярко-зеленый огуречный сок.

С мамой хорошо. Не пропадешь. Даже если задержка в поступлении пищи, плацента и пуповина всегда в моем безраздельном распоряжении. Пока. А что будет после? Как выживать после рождения? Пища для меня объект первой необходимости не только как энергетический материал, но и эстетический. Пышущий ароматами восточных специй «Шато брийон», покрытый коньячно-эстрагоновой корочкой, жемчужный сыр бурата, возлежащий на ложе из хрустящей свежестью рукколы, янтарная дыня, обернутая бордово-копченой пармской ветчиной. Вот оно, счастье. Наслаждение и свобода. Еще бы разобраться, как Я это все буду добывать, поглощать и переваривать.

Источником добычи думаю по-прежнему оставить родителей. На начальных порах. Главное маму к плите не допускать. Я ни горелое, ни безвкусно-здоровое не люблю. К перевариванию готово. Функционируют железы желудка, вырабатывая пепсин, основные структуры поджелудочной железы сформированы. Не хватает кишечных бактерий и зубов. Слюнные железы начнут функционировать лишь спустя месяц после рождения. Есть специальные валики на слизистой оболочке губ и челюстей, специально приспособленные для сосания. Но сосание молока – это не еда. Как же я «Шато брийон» есть без зубов буду? А ветчинку?

Мама также озадачена вопросом моего кормления. Настраивается на создание привязанности. Ищет замену пуповине, которую перережут. Зачем? Это же такое облегчение. Наконец-то избавиться от тяжести инородного тела, растущего в ней. Свобода. Хочешь – худей до голодных обмороков, жертвуя на алтарь своего любимого белого. Хочешь – сливайся в страстном танце с мечом, хочешь – в узел йогой закручивайся. А горы? Хоть на шесть тысяч метров. Выше облаков. Безбрежное небо. Слепящий снег. Я бы от такого зрелища тоже не отказалось. Ну, да уж так и быть. Пусть отправляется одна. У меня еще вся жизнь впереди. Ей свобода распахнула возможности, а ее привязанность беспокоит. Должно быть, материнский инстинкт.

Выяснив, что момент первого кормления предоставит ей восхитительный и неповторимый шанс установления физической привязанности, мама тренируется. Тяжело дыша после передвижения кресла по четырем углам в поисках энергетически верного решения, она устраивается в тесноте плюшевых объятий. Заботливо приобретенная папой, подушка для кормления в форме полукруга, который должен плотно обхватывать тело, категорически не вмещается в малое пространство между грудью и животом, заполненным мной. Мама игнорирует временные сложности и начинает использовать подушку в качестве имитации младенца, бережно прикладываемого к груди. Новорожденного и изможденного.