Венди Сузуки - Странная девочка, которая влюбилась в мозг. Как знание нейробиологии помогает стать привлекательнее, счастливее и лучше

А между занятиями и работой в лаборатории Жаффара у меня был Франсуа. Оказалось, он не только настраивал пианино, но и играл на них. Он был одержим гармонией песен группы Beach Boys – то есть я нашла себе француза с Калифорнией в сердце. У него были записи всех альбомов Beach Boys, и я часто заставала его за внимательным прослушиванием их через наушники: он как будто пытался перевести в ноты сложные аккорды, песен группы. Он делал это так радостно и сосредоточенно, что в такие моменты мне совершенно не хотелось отвлекать его. Я тоже была большой поклонницей Beach Boys, но до встречи с Франсуа попросту не могла оценить сложность их гармоний. Мне казалось, Beach Boys – это просто приятная музыка, под которую легко танцевать. Но Франсуа с его тренированным музыкальным ухом показал мне свои любимые аккорды – и хорошо знакомая музыка открылась мне совершенно по-новому.

Мы с ним играли фортепианные дуэты, и это было одной из множества вещей, которые нам нравилось делать вместе. Сначала у Франсуа дома было только одно пианино, но ведь он работал в крупнейшем музыкальном магазине города, так что вскоре он взял на время второй инструмент, и теперь мы уже могли исполнять дуэты. Делали мы это в его квартире, где я проводила все больше и больше времени. Я обожала классику, так что мы играли классические дуэты, а если конкретнее, Баха.

По-настоящему забавно было, когда мы приходили в музыкальный магазин ночью, после закрытия. Там, в пустом зале, мы исполняли свои дуэты на красивых четырехметровых роялях, которые обычно использовались во время концертов в местных театрах. Я всегда играла на «Бозендорфере» (мне очень нравились на нем низкие ноты), а он – на «Стейнвее». Мы играли так громко и так долго, как нам хотелось, и прекрасное звучание роялей (мастерски настроенных Франсуа) заставляло даже ошибки звучать красиво. Мне кажется, эти вечера были самым чудесным временем, которое я провела с Франсуа.

Мы не только вместе играли, но и слушали классическую музыку. Я, к примеру, очень люблю сюиты Баха для виолончели и в то время готова была снова и снова слушать запись этих пьес в исполнении Йо-Йо Ма. Так вот, оказалось, что Франсуа заметил, как мне нравятся эти произведения, и на Рождество я получила самый драгоценный подарок в своей жизни: виолончель.

Я была ошарашена.

Девушка, которая первые два года в колледже почти не встречалась с парнями, теперь усваивала под руководством Франсуа экспресс-курс романтических отношений и мечтала, чтобы он никогда не заканчивался. Я решила тогда, что молва абсолютно права: французы действительно самая романтическая нация на свете!

Задумывались ли вы когда-нибудь над тем, что происходит в мозгу, когда вы слушаете любимое музыкальное произведение – то самое, которое вы готовы слушать без конца? То, при звуках которого у вас мурашки по спине бегают? Профессор Роберт Заторе и его коллеги из Монреальского неврологического института доказали: когда человек слушает музыку, которая вызывает у него сильную эмоциональную и физиологическую реакцию (для Франсуа это Beach Boys, для меня – Бах), в его мозгу наблюдаются заметные изменения в областях, связанных с поощрением, мотивацией, эмоциями и возбуждением. Среди этих областей – мозжечковая миндалина, глазнично-лобная кора (самая нижняя часть префронтальной коры), передняя срединная префронтальная кора, передняя часть полосатого тела и средний мозг. Так что, погружаясь вместе в музыку – и слушая, и исполняя ее, – мы с Франсуа тем самым активировали в наших мозгах центры поощрения и мотивации (см. главу 8). Неудивительно, что я так сильно любила Франсуа!

Итак, французская обогащенная среда подарила мне новый язык, новую личность, роман и приключение. Разумеется, следует добавить к этому списку великолепную еду и вино. Именно тогда и именно вместе с Франсуа я по-настоящему полюбила французскую кухню. Мои родители, да и вся семья, – настоящие ценители хорошей еды, и любой праздник, от выпускного до хорошего концерта, всегда отмечался в приличном ресторане. Но во Франции мой гастрономический опыт поднялся на новую, куда более высокую ступень. Будучи всего лишь бедной студенткой, в Бордо, тем не менее можно было питаться (и пить) как королева – особенно если в роли гида выступал местный уроженец, такой как Франсуа. Да, я работала и училась, как положено хорошей девочке. Но при этом ела, пила и проводила свободное время за пианино, как сексуальная влюбленная француженка, мастерица флирта! Только представьте: отличница из Саннивейла, которая на вечеринках всегда стояла у стенки, заполучила фантастического французского кавалера и ведет активнейшую личную, гастрономическую и культурную жизнь! Так вот, в той обогащающей, стимулирующей среде это было совсем нетрудно.

Когда я жила во Франции, мне несложно было съесть много вкусной, ароматной еды и выпить немало бутылок восхитительного вина. В самом деле, я с удовольствием пробовала и пила вина всевозможных сортов со всей Франции – из Бургундии, долины Луары, Прованса и Бордо. Белое, красное, розовое… и, конечно, шампанское. Эти новые вкусы буквально переворачивали мое сознание. Недаром эксперименты на крысах показали, что «обогащение» обонятельной и вкусовой среды оказывает значительное влияние на мозг.

Исследования показывают, что во взрослом состоянии в мозге остаются лишь две области, где возможен нейрогенез (рождение новых нейронов). Первая такая область – гиппокамп, играющий принципиально важную роль в формировании долговременной памяти и настроения (подробнее об этих двух свойствах мы поговорим позже, в главах 2, 4, 5 и 7), а второй – обонятельная луковица, область мозга, которая отвечает за обоняние и, соответственно, принимает участие и в формировании вкусовых ощущений. Исследования показывают: если обогатить обонятельную среду крысы, обеспечив ей широкий спектр запахов, то можно подстегнуть нейрогенез (то есть рождение новых клеток мозга) в обонятельной луковице. А благодаря этим новым нейронам мозг увеличивается в размерах. Это позволяет предположить, что мое французское приключение не просто научило меня ценить хорошую еду и вино, но, очень возможно, увеличило в размерах обонятельную луковицу моего мозга. Изменения размеров обонятельной луковицы у людей, получивших обогащенные обонятельные впечатления, никогда по-настоящему не изучались, так что было бы интересно всерьез исследовать эту форму потенциальной пластичности человеческого мозга. Я уже чувствую, что скоро придет время экспериментов по пластичности мозга с участием сомелье!

Короче говоря, я обожала Францию и свою жизнь с Франсуа. Но год миновал, и я поняла, что скоро мне придется посмотреть в лицо реальности и вернуться в Беркли. Там мне придется учиться на четвертом, основном курсе колледжа и перейти на новый этап своей жизни. Для меня это было сложное время, потому что мне с детства трудно было прощаться и отпускать от себя. Ребенком я доводила себя до истерики и ревела навзрыд в конце лета, потому что не хотела, чтобы оно заканчивалось, и не желала возвращаться в школу. Нет, школу я обожала, просто не любила, когда что-то заканчивалось. Мне кажется, причиной был страх того, что если заканчивается нечто чудесное вроде летних каникул, то оно уже никогда не вернется. Не знаю, откуда взялись эти мысли – может быть, в детстве у меня отбирали игрушки… не могу сказать наверняка. Но я точно знаю: весной 1986 года, когда мой год во Франции близился к концу, меня охватило ужасное чувство надвигающейся беды.