Юрий Чайковский - Эволюция как идея

Если картина мира — итог дум отдельных лиц, то ПМ, по определению, общественное явление. В начале 1990-х пятая ПМ широко входила в жизнь (приоритет биоразнообразия, плюрализм форм власти, типов автономии и собственности, мультикультурализм и пр.). Однако в 21-м веке расцвел новый конфликт цивилизаций, и симпатии общества радикально сменились. Откат так силен, что впору говорить о возврате нулевой (донаучной) ПМ, и противостоять ей, естественно, будут первая и вторая ПМ, а не новые. Но устойчивого хода назад в истории не бывает, и если цивилизация в целом не погибнет, то можно ждать скорого возобновления интереса к разнообразию и к намеченной прежде смене ПМ.

Тут признаем, что диатропическая ПМ, давая для эволюционных описаний понятийный каркас, сама не может служить инструментом раскрытия тайн эволюции — в силу своей недвижности. Для успеха будущей теории эволюции, сходного по силе и долговечности с прежним успехом дарвинизма, нужно ее появление вместе или вскоре за укоренением в обществе новой, динамичной ПМ.

Есть смысл говорить о появлении в будущем только такой ПМ (шестойнаучной), черты какой уже просматриваются в публикациях. Заявку на нее сделал В. А. Брынцев [2007], теоретик ботаники и натурфилософ. Он положил в основу всего сущего не материю и не форму (идею), а движение [16] Первичность движения объекта, а не отдельных состояний объекта предлагал для понимания эволюции еще Эрих Янч [Еи^сй. 1975]. , притом циклическое. В этом он следует вихревой космологии Декарта, каковая уже востребована в 20-м веке физиками в форме вихревой теории физического вакуума.

Чтобы стать познавательной моделью, идея должна быть затребована многими отраслями знания. В биологии это уже начато в рамках учения о развитии. Например:

«Представляется возможным развитие этих (вихревых — Ю. Ч.) идей в качестве специальной гипотезы биологического формообразования… В соответствии с этой гипотезой отдельные структурные феномены биосистем могут быть описаны в терминах гидроаэродинамических вихрей» [Зелеев, 2012, с. 15].

Столь широко понятое движение безусловно включает в себя все формы активности , и следует только добавить, что одного лишь движения явно недостаточно для теории, какую может затребовать сообщество ученых. В основу теории необходимо положить как минимум триаду: пространство — время — движение.

Ожидать от новой теории, что она даст понимание эволюции (а от новой ПМ — что она утвердит теорию в умах), можно лишь при условии, что будет понят феномен новизны (эмерджентность) и притом в понятных обществу терминах, как со своей идеей сумел сделать Дарвин. Ныне это невозможно, но времена меняются.

Заявки В. А. Брынцева и Р. М. Зелеева, пусть и верные по сути, столь абстрактны, что не могут не только стать познавательной моделью (овладеть сознанием значительной части общества), но и увлечь какую-либо группу ученых. Нужно что-то более наглядное, и смею предложить такую попытку.

В книге 4–08 (на с. 226–227, 295, 368, 424, 429 и 689–693) тоже была описана заявка на новую ПМ — ту которая выше названа активностной. В ее рамках однородное изотропное пространство — не объективная реальность (как в статистичекой ПМ), а лишь одна из моделей реальности, так что возможны другие модели реальности, с предпочтительными направлениями. Тогда сопряженность может оказаться первичным понятием, не нуждающимся в объяснении — если не полагать объяснением тот факт, что мир так устроен.

В основу данной ПМ положены не циклы, а фракталы. Всякий онтогенез понят в 4–08 как фрактальный рост, а эволюция — как смена онтогенезов. Фракталы показывают возможность неограниченного самоусложнения при полной самосогласованности. Поскольку желание понять биопроблемы через циклы старо и хорошо разработано (см.: 4–08, с. 350), а через фракталы — уже напрашивается [17] Едва ли не первый единый фрактальный взгляд на эволюцию мироздания см. [№>Иа1е…, 2000], где есть и содержательный биологический раздел. О фрактальных структурах и процессах в биологии см. также [4–08; Богатых, 2012; 4–16]. , то рождения новой ПМ можно ожидать прямо на основе указанных заявок, т. е. скоро. Должны оказаться связанными и потому могут стать понятными самые разные загадки эволюции, порознь неразрешимые. Это, прежде всего, новация (эмерджентность). В дни Анри Бергсона (см. Табл 1) и сто лет после него новацию называли эволюционным творчеством, но ведь творчество — процесс сознательный, а признать сознание за микробом или грибом мало кто согласен. Пусть Бергсон имел в виду не это, а лишь одушевленность природы (панпсихизм), каковую можно понимать в виде активности природы как целого, всё равно это выглядело странно. Мыслящий мир [18] Мысль далеко не нова. Вот, из «Системы природы» Пьера Луи Мопертюи: Если Вселенная — сверхразум, то можно сказать, что в каждом живом теле есть доля этого разума, нужная для его произведения (МаиреЦшБ, 1756, § XXIX). был тогда не ко времени.

Не ко времени был он и позже, полвека назад, когда тему затронули в письмах Мейен и Любищев (ЛЧ, 2004, с. 26–30, 32) [19] Основные мысли там высказал Мейен. Легко доступную публикацию его письма от 13.06.1970, почти полную, см.: Природа, 1990, № 4, с. 83–85. . Отметив, что номогенез — установленный наблюдением факт (а не гипотеза, как писали и пишут невнимательные), причина коего не более ясна, чем у гравитации, Мейен точно так же аттестовал и морфогенез. Но не остановился на этом, а выявил (с. 26) в нем два типа детерминизма — контактный , как в кристаллографии, и дистанционный , действующий через поле, как действует гравитация. Сложность онтогенеза он объяснял через наложение различных полей, причем «поля объединяются в семейства (или ряды)».

Мейен не мог знать, что эта фраза — первый шаг к диатропике живого (а не ископаемых). О диатропике см. LR, т. 14, с. 96–98.

Вот еще его шаг: «Внешние условия — среда, внутренние — психика (в данном контексте)». Сейчас видно, что это не так: психика правит и внутри, и вовне организмов. Сам Мейен подозревал это:

«Когда говорят о примитивности психики у животных и о нецелесообразности их действий, я обычно вспоминаю поведение находящейся в панике толпы людей, крестовые походы, убийства из ревности и т. д.». И далее следует главное: «Я понимаю, что в этом пункте мы почти вплотную подходим к пантеизму (речь идет о панпсихизме — Ю. Ч.) но может быть в этом нет ничего страшного, если не добавлять в это мировоззрение антропоморфизм» (с. 28).

С данной позиции, ныне почти обычной (о поведении обществ как целостностей см. [Хайтун, 2006]), но тогда еретической, Мейен решил оценить различные царства по развитию у них психики. Она, мол, есть у всех, но у растений «сведена к минимуму», у животных достаточно существенна даже среди одноклеточных, а «у грибов дело обстоит иначе». Как — не сказано, но упомянуты миксомицеты (а заодно и миксобактерии), психика которых выше одноклеточных, что допускали уже тогда и что ныне доказано. Это привело Мейена к панпсихизму (его он назвал пантеизмом). К сожалению, всё это для него — лишь «загадочные тенденции, которые мы можем только назвать», тогда как на самом деле их давно пора изучать.