Крис Стрингер - Остались одни. Единственный вид людей на земле

Чтобы добраться до Австралии, первые настоящие мореходы перебирались с острова на остров, преодолевая на лодках или плотах большие пространства открытой воды. Таким путем они попали и на Флорес, однако на этот изолированный остров их занесло против желания, по воле несчастного случая, а не целенаправленной навигации.

Карта местонахождений поздних людей

Карта местонахождений поздних людей в Европе

Самые ранние австралийцы, как показывает археологическая летопись, жили небольшими и очень мобильными группками, используя довольно ограниченный набор растительных и животных ресурсов, которые можно было добыть с помощью простейших технологий. Больше всего эти технологии напоминали среднепалеолитические, а не те, что мы знаем из верхнего палеолита Азии или Западной Евразии. Поэтому сначала появились гипотезы, что Австралию колонизировали больше 60 тысяч лет назад, еще до формирования полного комплекса признаков современного поведения. Но теперь, после появления данных по генетике и уточненных датировок, уже трудно говорить об освоении Австралии много раньше, чем 45 тысяч лет назад. При этом, держа в уме пример с тасманийцами, растерявшими сложные технологии в силу изоляции и снижения численности, можно представить себе примерно такой же ход событий и для ранних австралийцев. Около 50 тысяч лет назад при тех же безжалостных обстоятельствах выживали немногочисленные группы ранних людей, которые, преодолев вся тяготы долгого морского плавания, все же достигли берегов Новой Гвинеи и Австралии и стали распространяться на обширных территориях нового неизведанного континента. Однако, когда 12 тысяч лет назад климат на планете стал теплее, у тасманийцев начался спад численности, а у их соседей австралийцев, напротив, численность популяций во многих районах стала увеличиваться.

Древнейшее известное погребение с красной охрой: местонахождение Мунго-3 в Австралии

Как отмечали археологи Джеймс О’Коннелл и Джим Аллен, с наступлением нынешнего межледникового времени австралийские аборигены пережили свою собственную “человеческую революцию”: у них появились новые способы природопользования, развились сложные технологии, сформировались новые формы искусства и росписей, включающие и орнаментацию тела. Для того же периода характерно очень значительное увеличение числа местонахождений в различных областях, например в долине реки Мюррей. То есть мы возвращаемся к идее критического роста численности населения: в Африке в среднем каменном веке он привел к увеличению числа контактов между людьми, росту объема обменов и разнообразию символических знаков, что, как мы установили, сказалось чрезвычайно благоприятным образом. Можно ли говорить о таком же позитивном эффекте роста численности в Австралии? Как соотносятся демографические следствия у австралийцев и тасманийцев? Вот как: до отметки 12 тысяч лет назад у австралийцев отсутствуют признаки современного поведения, и по тем же самым причинам после этой отметки они исчезают у тасманийцев. Причины эти – изоляция и снижение численности населения, при которых из культурной памяти стирается все, кроме самого необходимого для выживания. Между тем тасманийцы, без всяких сомнений, являются современными людьми. В этом пункте рассуждений мы вновь возвращаемся к влиянию климата. По словам О’Коннелла и Аллена, во время холодной и сухой фазы, тянувшейся последние 50 тысяч лет, продуктивность австралийских территорий была пониженной, а в начале современного межледниковья на пике потепления, когда условия стали и теплее, и стабильнее, человеческие популяции начали процветать. А от 45 до 12 тысяч лет назад численность австралийского населения то снижалась, то повышалась. Соответственно менялась вероятность зарождения и накопления признаков “современности”. Так, в районе озерной системы Вилландра (с известным местонахождением Мунго) численность людей могла временами повышаться, отсюда и обнаруженные черты современного поведения: использование водных ресурсов, красной охры, сложные манипуляции, связанные с погребениями.

Перед тем как перейти к последней главе, к обсуждению прошлого и будущего нашего вида, давайте попробуем поставить мысленный эксперимент (для этого у нас имеется та самая превосходная эпизодическая память!). О том, что такое человек, мы судим по себе, по стандартам собственного вида. Это и понятно, ведь мы являемся единственным живым примером, который можно изучить во всех деталях. У нас большой мозг, некрупные зубы, мы передвигаемся исключительно на двух ногах, свободно обращаемся с разными устройствами (ну, может, кому-то чуть труднее даются мобильные телефоны или дистанционное управление). Все эти свойства в той или иной мере присутствовали и у других представителей рода человеческого, Homo, таких как Homo erectus и Homo heidelbergensis. Но все они, и неандертальцы тоже, вымерли, не дожив до современности, остались только мы. Поэтому мы, оглядываясь на наш эволюционный путь, соизмеряем “современность” с развитием наших признаков, то есть насколько череп стал высоким и округлым, насколько уменьшились надбровные дуги, насколько разрослись теменные доли мозга, сузились бедра, насколько всех стала заботить сексуальность, религиозность и мода (я, пожалуй, не в счет).

Но, как я уже говорил в этой главе, некоторые наши “особенности” и наши отличия от неандертальцев могли сформироваться просто случайно, за счет генетического дрейфа. А что, если климат на планете 200 тысяч лет назад был бы чуточку другим? Что, если масштабное извержение вроде Тобы произошло бы не на Суматре, а в Африке? Что, если бы ранние современные люди в Африке вымерли, а неандертальцы смогли бы выжить в Южной Европе и затем бы размножились до необходимого предела плотности и завершили до конца (а не остановились на полдороге) свою собственную “человеческую революцию”? А потом они оглядели бы свой успешно пройденный путь, обдумав те условия, которые выгодно отличали Евразию от Африки, где проиграли битву за выживание их крутолобые родичи. Наверное, свой эволюционный успех они бы объяснили крупным мозгом, увеличенным мозжечком, выдающимся носом, широкими бедрами, рыжими (у большинства) волосами и использованием черного пигмента древними предками – все эти признаки стали бы у неандертальцев набором черт “современности”. Или еще лучше: что было бы, если бы люди вымерли везде на планете, кроме острова Флорес, и определять признаки “человечества” выпало бы на долю миниатюрных “хоббитов”? Представим, что они выжили, продолжили свой исторический путь, их потомки распространились всюду и в конце концов разработали гипотезу “с острова Флорес”.