Стивен Пинкер - Язык как инстинкт

Лингвистика Хомского в сочетании с обзорами Гринберга позволяет нам продвинуться гораздо дальше, чем эта основополагающая схема. Мы можем с уверенностью сказать, что грамматический механизм, примененный нами к английскому языку в главах 4–6, применим и ко всем языкам мира. Во всех языках есть лексика, а в тысячах или десятках тысяч она рассортирована по категориям частей речи, включающим существительные и глаголы. Слова организованы в синтаксические группы в соответствии с системой X-штрих (имена существительные находятся в составе N-штрих, которые находятся внутри именных групп и т.д.). Более высокие уровни структуры составляющих включают вспомогательные глаголы (INFY — флексии финитной категории), выражающие время, модальность, вид и отрицание. Существительным присвоены показатели падежей, а в ментальной словарной статье глагола или другого сказуемого им даны семантические роли. Составляющие могут перемещаться из своей позиции в глубинной структуре в соответствии со структурно-зависимым правилом перемещения, оставляя пробел или «след» и тем самым формируя вопросы, относительные придаточные предложения, пассивные и другие широко распространенные конструкции. Новые словесные структуры могут быть созданы и видоизменены по правилам словоизменения и деривации. Правила словоизменения прежде всего присваивают существительным показатели числа и падежа, а глаголам — показатели времени, вида, наклонения, залога, отрицания и согласования с подлежащим и дополнением в роде, лице и числе. Фонологическая форма слова определяется метрической и силлабической структурами и обособленными ярусами признаков, таких как звонкость, тон, способ и место артикуляции, и подвергается последовательной аккомодации следующими в определенном порядке фонологическими правилами. И хотя многие из этих «мероприятий» в каком-то смысле полезны, тот факт, что они со своими подробностями встречаются в естественных языках, но ни в одной из искусственных систем, таких как фортран или нотная запись, создает устойчивое впечатление, что в основе человеческого языкового инстинкта лежит Универсальная Грамматика, которую нельзя свести просто к истории или познавательной деятельности.

Богу не пришлось прилагать много усилий, чтобы смешать языки потомков Ноя. Помимо лексики (назвать ли «мышь» словом мышь или mouse, или souris ) некоторые свойства языка просто не оговорены в Универсальной Грамматике и как параметры могут варьироваться. Например, каждый язык волен выбирать порядок слов с начальной или конечной позицией ядерного элемента в синтаксических группах ( eat sushi ‘есть суши’ и to Chicago ‘в Чикаго’ или sushi eat ‘суши есть’ и Chicago to ‘Чикаго в’) и должно ли подлежащее обязательно присутствовать во всех предложениях или оно может быть опущено по желанию говорящего. Более того, та или иная грамматическая функция зачастую очень широко используется в одном языке и незаметно прячется где-то в дальнем углу другого. Общее впечатление от этого таково: Универсальная Грамматика подобна архетипическому строению организма, встречающемуся у огромного количества животных одного и того же биологического вида. Например, у всех амфибий, рептилий, птиц и млекопитающих одно и то же строение тела — сегментированный позвоночник, четыре сочлененные конечности, хвост, череп и т.д. Те или иные части тела у разных животных могут быть гротескно искажены или выпячены: крыло летучей мыши — это кисть руки; лошадь скачет на своих средних пальцах; передние конечности кита превратились в плавники, а задние конечности сжались до неразличимых глазом утолщений; молоточек, стремечко и наковальня в среднем ухе млекопитающих входят в состав челюсти у рептилий. Но у всех, от тритонов до слонов, может быть прослежена общая топология организации тела: большая берцовая кость крепится к бедренной кости, а бедренная кость крепится к тазовой кости. Причина многих различий — это небольшие вариации в относительном времени и уровне роста частей тела во время эмбрионального развития. То же самое относится и к различию между языками. Похоже, что существует общий план для синтаксических, морфологических и фонологических правил и принципов в рамках которого допустим небольшой набор варьирующихся параметров, подобный некому перечню опций. Однажды утвердившись, какой-либо параметр может вызвать далеко идущие изменения во внешнем облике языка.

Если существует единый план, залегающий прямо под поверхностными уровнями всех языков мира, тогда любое базовое свойство одного языка может быть найдено во всех остальных. Давайте вновь рассмотрим те шесть предположительно неанглийских черт языка, с которых начиналась эта глава. Более пристальное рассмотрение показывает, что все они могут быть обнаружены в самом английском, а предполагаемые отличительные черты английского обнаруживаются в других языках.

1. Английский, как и флективные языки, от которых он предположительно отличается, имеет показатель согласования -s в 3-м лице ед. ч. — He walks ‘Он идет’. В английском языке также есть различие по падежам у местоимений — he в противоположность him.

Как и агглютинативные языки, он имеет механизм для собирания многих частей в одно длинное слово, — это деривационные правила и аффиксы, в результате чего получаются sensationalization и Darwinianisms. Китайский, считающийся даже более радикальным вариантом изолирующего языка, чем английский, тем не менее тоже содержит правила, по которым создаются многочастные слова, такие как сложные и производные слова.

2. Английский, как и языки со свободным порядком слов, допускает свободный порядок слов в цепочках предложных групп, где каждый предлог указывает на семантическую роль своей именной группы, как если бы он был показателем падежа: The package was sent from Chicago to Boston by Mary ‘Посылка была отправлена из Чикаго в Бостон Марией’; The package was sent by Mary to Boston from Chicago ‘Посылка была отправлена Марией в Бостон из Чикаго’; The package was sent to Boston from Chicago by Mary ‘Посылка была отправлена в Бостон из Чикаго Марией’ и т.д. И наоборот, в таком крайнем проявлении языка со свободным порядком слов, как варлпири, относящийся к так называемым «разбрасывающимся» («scrambling») языкам, порядок слов никогда не может быть полностью свободным: например, вспомогательные глаголы должны занимать в предложении вторую позицию, что напоминает их позицию в английском языке.

3. В английском, как и в эргативных языках, маркируется идентичность между дополнением при переходном глаголе и подлежащем при непереходном глаголе. Сравните: John broke the glass ‘Джон разбил стакан’ ( glass = дополнение) и The glass broke ‘Стакан разбился’ ( glass = подлежащее при непереходном глаголе) или Three men arrived и There arrived three men ‘Пришли три человека’.