Анатолий Протопопов - Трактат о любви, как ее понимает жуткий зануда

Изучать этологию человека непросто. Помимо объективных трудностей, вытекающих из мощного влияния рассудка, маскирующего и модифицирующего многие инстинктивные проявления, исследователи регулярно сталкиваются с общественным неприятием самого этологического метода применительно к человеку. С неизбывным постоянством произносится тезис о том, что нельзя переносить на человека закономерности, изученные на животных, это, дескать некорректно и является лишь внешним подобием. Для обозначения такого внешнего подобия предложен даже специальный термин — антропоморфизм, (буквально — "по форме человека", неоправданное наделение животных человечьими качествами), или нечто совсем уж ругательное — «биологизаторство» (употребляется, когда говорящий не согласен с утверждениями о каком-то подобии человека животным). Однако доказательства такой некорректности при близком рассмотрении оказываются лишь своего рода "презумпцией исключительности человека", то есть принятым у гуманитариев соглашением, что любые сомнения (а почва для сомнений неизбежно присутствует в истолковании любого научного опыта или наблюдения) трактуются в пользу утверждения о том, что человек настолько уникален, что с животными ничего общего, кроме низшей физиологии, не имеет. Так или иначе, но многим людям кажется неприемлемым и даже оскорбительным сам факт сопоставления поведения человека с животными. И этому тоже есть этологическое объяснение! Заключается оно в действии инстинкта этологической изоляции видов, подробное рассмотрение которого выходит за рамки нашей книги (желающие могут обратиться к книге В. Дольника "Непослушное дитя биосферы"). Сущность этого инстинкта можно выразить в виде девиза "возлюби своего — вознелюби чужого"; «чужими» в нашем случае являются обезьяны, неприязненное отношение к которым распространяется и на тезис о родстве нашего поведения с их поведением. Казалось бы, теория Дарвина, несмотря на непрекращающиеся (в силу той же неприязни) и по сей день попытки её опровергнуть, прочно и и бесповоротно принята научным сообществом, и с происхождением человека от обезьян большинство образованных людей вполне согласно. Однако мысль о том, что то или иное чувство является голосом обезьяньего инстинкта, по прежнему вызывает у многих людей резкие протесты, по большей части не находящие рационального объяснения. А между тем, корень этой неприязни — как раз в подсознательном неприятии нашего родства с обезьянами. Помните об этом, мои уважаемые читатели.

Что ещё, кроме странностей любви, может объяснить этолог? Многое. И агрессивность, и природу власти, и врожденную мораль и движущие силы национализма, и многое другое. И мы, говоря о любви, не обойдём вниманием эти темы, где это будет уместно; основное же внимание этим вопросам будет уделено в этологическом продолжении.

Так что же такое любовь? Возможно ли дать однозначное, и вместе с тем — всеобъемлющее определение этого понятия? Думаю, вряд ли. Попробуйте-ка дать устраивающее всех определение свободы или счастья! Но мы и не будем пытаться объять необъятное, и будем рассматривать любовь как состояние человека, заключающееся в полоспецифической фиксации интереса к одному из возможных брачных партнёров. И главной целью нашего рассмотрения будет это самое "к одному из". Почему именно к этому? А что будет, если к другому? На эти и им подобные вопросы мы и постараемся ответить ниже.

В психологии известен целый ряд определений любви. Одно из известных — определение Стернберга [2] Стернберг определял любовь как некую композицию из эротичности, дружбы чувства долга; отсутствие одного из компонентов этой формулы, по его мнению делало любовь по меньшей мере неполноценной. А поскольку психологи обычно ничтоже сумняшеся отказывают животным и в дружбе, и в чувстве долга, то автоматически следовал вывод о неприменимости к полоспецифическим отношениям животных понятия "любовь". , однако с позиции этологии это определение корректно в отношении лишь некоторых разновидностей любви, наиболее приемлемых в смысле современной морали. Я бы сказал, что это не определение любви как данности, а определение любви как морализаторской конструкции, как она "должна бы быть" в понимании автора этого определения. Такое определение никак не может приблизить нас к пониманию сущности этого явления; и уж тем более — не позволяет ответить на главый вопрос нашей книги — почему выбран именно тот, а не другой? Любовь животных (безусловно имеющая место, и не только у высших их представителей; предлагаю читателю понаблюдать за поведением хотя бы котов и кошек), да и большинство случаев любви у людей под это определение не подпадает просто в силу структуры этого определения. Представим себе определение любви, предполагающее обязательное сочинение стихов влюблённой особью… Под такое определение не подпадут не только безгласые твари, но и большая часть очень разумных представителей рода HOMO.

Известно также огромное количество художественных определений любви, однако художественные определения не могут не быть сугубо описательными. Искусство — оно на то и искусство, чтобы до бесконечности описывать богатейшие оттенки переживаний, испытываемые влюблённым человеком, разрабатывать воистину неисчерпаемую тему высочайших подвигов и нижайших мерзостей, совершаемых во имя любви, причудливых извивов судеб, с нею связанных. Но это всё, говоря медицинским языком, лишь симптоматика и анамнез — то есть, внешние проявления изучаемого феномена и субъективное самоописание его, как он видится «изнутри». Этиология [3] Просьба не путать с этологией. Этиология — медицинский термин, учение о причинах болезни. же и генезис изучаемого явления, то есть — ПРИЧИНЫ и ПРОИСХОЖДЕНИЕ чаще всего или вовсе выводятся за скобки, или являют собой предмет умозрительных рассуждений скорее философского характера. В качестве примера таких рассуждений можно привести произведения Фридриха Ницше, Отто Вейнингера, Ортеги-и-Гассета. С сугубо материалистических позиций корни любви пытались увидеть весьма немногие; среди этих немногих можно назвать социобиолога Девида Басса с его книгой под не очень романтичным названием "Эволюция страсти: Стратегии спаривания у людей" (David Buss. Evolution of desire: Strategies of human mating). Но это — вполне научное произведение, написанное подобающим научной книге языком, который вряд ли интересен широкому читателю.

Бытовое же объяснение причин возникновения и развития любви обыкновенно сводится к незатейливому: "Пришла или ушла". При этом любовь явно или неявно наделяется свойствами Святого духа, переселяющейся души или поэтической музы, порхающих по мировому эфиру, и иногда, повинуясь своим божественным прихотям, вселяющихся в пригодные для этого телесные оболочки. И если это так, то любовь наделяется теми же свойствами безгрешности и всемогущества кои по определению присущи святым; то есть перечить ей как бы нельзя, можно лишь научиться слышать и правильно истолковывать её голос, и следовать ему во взаимоотношениях с другим полом. И вот в наш век взрывного развития науки почему-то именно такая трактовка любви стала преобладать! Если ещё в сравнительно недавнем прошлом (по крайней мере — в публичных высказываниях) отношения полов окружал ореол чего-то хоть и романтичного, но вместе с тем — серьёзного и ответственного, то в последние десятилетия в выборе партнёра стало считаться главным и достаточным наличие Любви. Любовь стала возводится в культ… однако «вдруг» стал на глазах эродировать институт семьи и брака; отношения мужчин и женщин всё чаще и чаще влекут разочарования и неприятности. Почему? Один из частых ответов — за истинную любовь стали принимать простую влюблённость, неверно истолковывать вышеназванный голос.