Шарман Рассел - Роман с бабочками

Подытожим. Появление эффективных генитальных пробок повлекло за собой перемещение женских половых органов на поверхность тела. Это повысило шансы самок на повторное спаривание, но обусловило целый ряд адаптивных реакций со стороны самцов. В результате — насильственное совокупление и сфрагис.

По крайней мере, такова вполне правдоподобная версия произошедшего, восстановленная Бертом Орром из Гриффитского университета в австралийском штате Квинсленд.

Я рада, что хоть кто-то может это объяснить.

— В моей жизни был период, — признается Берт, — когда бабочки давали мне все, что я в иных обстоятельствах стал бы искать в искусстве, литературе, религии или романтической любви. Бабочки — это красота. Бабочки — это целеустремленность и осмысленность. Им сопутствует особая поэзия. О, их имена, эти звучные греческие словосочетания. Agrias sardanapolus! Pamassius autocrator!

Помешательство достигло пика, когда Берту было лет двенадцать-четырнадцать. Впрочем, и теперь он не находит слов, чтобы выразить всю силу своей любви к бабочкам.

— Это настолько красиво, что нет слов, — поясняет он. — Досадно, особенно для ученого, когда нечто столь подлинное, столь осязаемое не удается выразить вербально.

Что ж, под этими словами могли бы подписаться многие поэты.

Берт впервые начал изучать сфрагистические виды на примере крессиды. Самец, окрашенный в красно-бело-черные тона, более крупный, чем самка, овладевает ею насильно. У самки окраска блеклая, грязновато-бурая, что, возможно, помогает уже оплодотворенным самкам прятаться от самцов. Кроме того, самка может использовать сигнал отказа: поднять брюшко и продемонстрировать сфрагис; самец сам решает, стоит ли повторять попытку.

Война полов, гонка генитальных вооружений постоянно преподносит сюрпризы. У одной африканской бабочки самки, чтобы противостоять образованию сфрагиса, развили длинные трубчатые органы, уходящие внутрь тела. Теперь материал, выделяемый самцом для изготовления сфрагиса, просто попадает в эту трубку, которая не особенно мешает повторному спариванию.

У некоторых видов самки, наоборот, «помогают» самцам: обзаводятся крючками и креплениями, которые удерживают маленькую генитальную пробку на положенном месте. Это позволяет самцам вкладывать ресурсы в изготовление крупных сперматофоров.

— Ход борьбы полов предсказать сложно, — говорит Берт. — Иногда, чтобы нейтрализовать какую-нибудь уловку самок, самцам требуется целый ряд хитростей. Но бывает и наоборот. В некоторых случаях требуется совсем немного, чтобы склонить чашу весов в пользу того или иного пола. Благодаря этому потенциальному дисбалансу сил эволюция порой выходит из-под контроля, принося экстремальные, странные плоды. Например, сфрагис.

Одним из последствий сфрагиса является тот факт, что самкам сфрагистических видов достаются только скудные ресурсы. Чем меньше у самки ресурсов, тем менее успешным, по-видимому, оказывается воспроизводство рода. Вероятно, потому-то остальные девяносто девять процентов видов бабочек и разработали иные стратегии.

Совокупление пары брюквенниц может длиться до двадцати часов. За это время самец вводит самке своего рода антиафродизиак, которым она позднее пользуется, чтобы спровадить нежеланных поклонников. Брюквенницы бывают весьма агрессивны. После спаривания самке не до самцов — следующие двадцать часов она предпочитает провести, лакомясь нектаром и откладывая оплодотворенные яйца. Кроме того, ей нужно переварить белки, содержащиеся в массивном сперматофоре.

По-видимому, репеллент, которым одарил ее самец, весьма эффективен. Остальные самцы пренебрегают даже девственницами, которые им смазаны. Но в конце концов это «антиприворотное зелье» выветривается, и самка брюквенницы вновь готова принимать ухаживания.

На несколько дней самцов и самок объединяют общие интересы.

В мире бабочек это может сойти за любовь.

Ты отяжелела. В брюшке у тебя полным-полно яиц. Объемистое брюшко тянет тебя к земле.

Зрение у тебя хорошее, и ты им по праву гордишься: у тебя пара сложных фасеточных глаз, которые состоят из сотен маленьких глазков, причем у каждого имеется своя отдельная линза-хрусталик. Ты умеешь одновременно смотреть вперед, вверх, назад и вниз. Ты способна распознавать все цвета спектра: красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый. Да вдобавок ультрафиолет плюс все оттенки, к которым он примешан: ультрафиолетово-фиолетовый, ультрафиолетово-синий, ультрафиолетово-зеленый. Тебе трудно переключаться с ближних предметов на дальние и наоборот, нелегко различать мелкие детали узоров и замысловатые формы. Но две очень важные для тебя формы ты знаешь хорошо: широкие овальные листья крупнолистного техасского кирказона и узкие, больше похожие на травинки, листья змеевидного кирказона.

Эти дикие раскидистые многолетники растут в сосновых рощах на востоке Техаса — там, где ты живешь. У обоих видов кирказона цветки мелкие, лиловато-бурые, с неприятным запахом: их аромат призван привлекать опылителей — мух и жуков-мертвоедов. На обоих видах кормятся твои гусеницы — едят листья и абсорбируют содержащиеся в них аристолохические кислоты. Именно благодаря этим кислотам твои дети несъедобны для птиц. Ты медленно летишь над травой и кустами, высматривая листья своей излюбленной формы.

Сегодня тебе нравятся широкие овалы. В прошлый раз ты отложила яйца на широкий овальный лист и теперь можешь думать только о широких овалах. Такая у тебя идея-фикс.

Вообще-то на дворе март, и ты только-только начинаешь откладывать яйца, так что широких овальных листьев крупнолистного кирказона в округе сейчас гораздо больше, чем узких листьев змеевидного. Со временем ты, возможно, разлюбишь овалы ради листьев иной формы. Гибкость мышления сослужит тебе хорошую службу, поскольку широкие листья техасского кирказона с возрастом грубеют, делаются жесткими, их почти невозможно переварить, да и содержание азота в них падает. На таком растении твои гусеницы, чего доброго, умрут с голоду. А вот змеевидный кирказон остается нежным всегда, даже в мае.

Будь ты способна любить, ты бы любила своих гусениц безумно, всем своим крошечным, длинным, замысловато изогнутым сердцем, всеми инстинктами своего мозга-горошины. Правда, вырастить гусениц не так-то просто. Но ты знаешь: они в этом не виноваты.

Виновато кормовое растение. Слишком уж оно маленькое. Твои прожорливые крошки съедают его без остатка и ползут к следующему. Иногда для того, чтобы успешно окуклиться, гусенице приходится отыскать и съесть пятьдесят кустиков кирказона. Но ключевую роль играет первый кустик — тот, который ты сейчас разыскиваешь. Чем крупнее будет твоя гусеница, когда настанет пора расставаться со своим первым кустиком, тем больше у нее шансов выжить.