Жан Ролен - …А вослед ему мертвый пес: По всему свету за бродячими собаками

В начале Басманный тупик достаточно широк. С одной стороны над ним возвышаются жилые и административные здания, среди которых по крайней мере одно, которое я назвал бы эклектичным, являет глазу все признаки разрушения: сорные травы, порой достигающие размера кустарников, все гуще прорастают в трещинах его стен и балконов. С другой стороны ряд деревьев отгораживает тупик от рва, по дну которого проложена колея железной дороги, где регулярно проезжают составы. Там же, где улица Новая Басманная, пересекая тупик, проходит под ним, он сужается, становясь непроезжим для автомобилей. По левую руку непосредственно перед этим перекрестком взгляду прохожего представляется скопление мусорных ящиков, рядом с которыми громоздятся кучи отбросов, почти или совсем не упорядоченные, их при случае обследуют бомжи, подчас в сопровождении собак. Порой близ этой свалки появляется матрац или диван, достаточно широкие, чтобы на них могли уместиться по меньшей мере двое. (Когда такое ложе занято, это зрелище ни на что не похоже, кроме, пожалуй, картины Люмине «Сыновья Хлодвига», где изображена парочка на плоту, плывущем по реке.) Минуя перекресток, обнаруживаешь, что железная дорога, ранее проходившая по дну траншеи, постепенно забирает все выше, так что теперь мостовая тупика уже располагается у подножия насыпи. Под ней — еще одно скопление мусорных баков, оно поменьше предыдущего, но и здесь копошатся нищие, есть и собаки, хозяйские либо бездомные. Вероятнее, что ничейные или в крайнем случае бездомные не вполне, если принадлежат цыганам, которые во множестве, но явно не надолго раскинули табор у подножия южного склона Казанского вокзала. Он ведь так громаден, что и впрямь позволительно уподобить его горному массиву.

И все же главная особенность Комсомольской площади, придающая ей своеобразие, — не соседство с этим гигантским вокзалом, а наличие здесь же двух других — Ленинградского и Ярославского, хотя по размеру они несколько уступают Казанскому. Эти два вокзала расположены напротив него на северной стороне площади по обе стороны от такого же внушительного сооружения в сталинском стиле, венчающего главный вход станции «Комсомольская» — одной из самых просторных и пышных станций Московского метрополитена.

Пешеходное сообщение между Казанским вокзалом и двумя его северными соседями происходит в основном по подземным переходам. Любая попытка пересечь площадь поверху наталкивается на препятствия, зачастую непреодолимые. Здесь и там, в подземных переходах, на центральной незаасфальтированной площадке, по которой проложены трамвайные пути, на ближних подступах к вокзалам, а порой и в холлах, на платформах, даже в роскошном зале ожидания для пассажиров первого класса (хотя мне там ничего не пришлось предъявлять) Казанского вокзала с его потолком, впечатляюще, в манере Тьеполо расписанным во славу доблестных свершений советских авиаторов и воздухоплавателей, — итак, здесь и там, повсюду бродят собаки, они слоняются поодиночке, до того унылые и невзрачные, что это делает их почти невидимыми; большинство из них предоставлены самим себе, но их терпят, а некоторые из них прибиваются к кому-нибудь, ведут себя как домашние и взамен пользуются некоторыми преимуществами: специалисты сказали бы, что первые поддерживают с человеком отношения прихлебателей, вторые — партнеров. Среди последних выделяется маленький песик средней пушистости (такие особенности безусловно свидетельствуют о его привилегированном статусе), который имеет привычку держаться возле уборщицы, работающей на Казанском вокзале: в девять часов он околачивается у служебного входа, который, как ему известно, вскоре приоткроется, и ему украдкой подкинут какие-нибудь объедки.

Стоит обратить внимание и на двух псов весьма внушительных размеров, которые вечно толкутся возле фанерной сторожки, что торчит в переходе между Ленинградским и Ярославским вокзалом.

Позади строения, венчающего главный вход станции метро «Комсомольская», теснятся крошечные лавочки, торгующие дешевыми товарами низкого качества в расчете на неимущих клиентов, между ними вьется узенький проход, ведущий в недра этого скопления торговых точек, чем дальше, тем более убогих, и выводящий наконец к железнодорожным платформам. После дождя в этом проходе столько луж и жидкой грязи, что они могут затопить его полностью, превратив в маленькое болотце. Толпа здесь неизменно густа и становится все теснее по мере того, как проход сужается, состоит она из пролетариев, жуликов, военных и шпиков, как те, так и другие по большей части мужского пола, хотя здесь можно увидеть и женщин, даже в ночное время, иные из них красивы, разгуливают с голым животом — пупок наружу, а тем не менее нет никаких указаний на то, что это проститутки. Пьяниц видишь здесь на каждом шагу, чаще они валяются на боку, изредка стоят в окружении пустых бутылок, по большей части они молоды, но иногда не подают ни малейших признаков жизни. Прохожие ни на что не обращают никакого внимания, даже на двух толстяков-кавказцев, которые разгуливают с выбритыми черепами, по пояс голые, поигрывая борцовскими мускулами.

А вот маленькое строеньице, увенчанное вращающимся прожектором и украшенное флагом Российской Федерации. Сбоку желтыми буквами на черном фоне написано слово «ОХРАНА». Та же надпись желтеет на черной униформе типов, которые засели в этой будке или слоняются поблизости. Эта «Охрана» рождает тревожные ассоциации, напоминая очень похожее слово, отнюдь не пустое для всех, кто знаком с историей русского революционного движения конца XIX века и начала века XX: охранка. Правда, ЧК, впоследствии возникшая в этой стране, намного превзошла ее, но все же при старом режиме охранка славилась своей свирепостью. Вспомнив все это, сторонний наблюдатель поневоле задумывается о том, что прущая мимо толпа в конечном счете воплощает собой взрывоопасную смесь, идеально подходящую для социальной революции, кровавой и порочной, с ее привычным набором действующих лиц — ангелоподобных провокаторов и благодетельных истребителей. Впрочем, у России не хватит ни воли, ни средств, чтобы снова учинить подобное. Да и «Охрана» означает просто-напросто службу безопасности, это даже не полиция, а всего лишь агентство, призванное наблюдать за порядком.

По бокам строеньица, одесную, так сказать, и ошуюю жмутся два пса, бродячих, то бишь феральных, но эти перешли к оседлому образу жизни, хотя по многим признакам заметно, что к «Охране» они не принадлежат: грязные, видно, что голодные, ни ошейников, ни каких-либо иных отличий. Но все же их приманили и иногда подкармливают, чтобы удержать, — видно, охранникам в своей конуре спокойнее, когда рядом собаки. Только мало беднягам перепадает: когда спустя несколько дней я увидел их снова, оба глодали кости, каждый свою. Мяса на этих мослах не осталось ни единого волоконца, и бьюсь об заклад — кости были те же, что в прошлый раз.