Барбара Харриссон - Оранг-утан

С отчаянием я перевела взгляд на два других гнезда. Одно помещалось выше моего сука, и я не могла в него заглянуть. Третье, самое дальнее, располагалось ниже. Я убрала мешавшие мне листья… Есть кто-то! Я увидела прикрытую ветками спину, поджатые к животу ноги. Одна рука согнута, другая держится за торчащий сук.

Первые лучи солнца пронизали зеленый полог. Над листьями, орхидеями, лианами, папоротником повисла легкая дымка. Из дальнего гнезда донесся шелест — оранг-утан повернулся на другой бок. А затем последовала восхитительная сцена… «Лесной человек» сел, осмотрелся, почесал себе спину. Оттопырив локти, потер кулаками глаза, сделал глубокий вдох, выпрямил спину и взмахнул сперва одной, потом другой рукой. Опустил плечи и выдохнул. Сидя неподвижно, посмотрел через край гнезда вниз. Несколько раз неспеша почесал спину между лопатками. Еще раз потянулся, согнул и разогнул ноги. И опять посидел неподвижно, глядя перед собой так, словно обдумывал предстоящий день. Затем начал копаться среди веток.

Тут послышался шум и во втором гнезде. Я обрадовалась: значит, и там кто-то есть! Судя по числу мелькавших рук, там поместились двое. Так вот почему одно гнездо оказалось пустым — просто, спасаясь от дождя, два оранг-утана улеглись вместе, чтобы было теплее.

Покинув гнездо, оранг-утаны неспеша направились к дуриановскому дереву. Четверть седьмого, время завтракать.

Двое сразу нашли себе по плоду. Поддерживая его снизу, они перекусили веточку и отошли в сторонку, неся в зубах тяжелую добычу. Третий, самый маленький, не догадался подставить ладони, и плод упал, как только он перекусил веточку. Юный оранг-утан посмотрел вниз… Потом вверх: там висел другой плод. Второй раз он был осмотрительнее и в конце концов унес добычу, крепко держа ее одной рукой и ногой.

Первая двойка уже ковыряла кожуру, смекая, как вскрыть плед. Время от времени они подносили пальцы к носу и обнюхивали их. Наконец зубами и руками они вскрыли свои дурианы.

Засовывая руки глубоко внутрь, оранг-утаны извлекали белую мякоть и отправляли ее в рот. Громко чмокали, плевались косточками, то и дело оттопыривали нижнюю губу, изучая содержимое собственного рта. Управившись с первой порцией, сорвали еще. Так продолжалось, пока они не, наелись до отвала.

Дикий оранг-утан

После этого один оранг-утан поднялся в самое высокое гнездо, освещенное солнечными лучами. Вышвырнув ненужные листья и кору, он лег, чтобы хорошенько просушиться. Старший из тройки посмотрел на свое ночное ложе, потом, минуя его, перебрался на другое дерево и начал сооружать на открытом месте новое гнездо.

Нагнув растущие вместе четыре ветки, он обломил их, уселся сверху и, медленно вращаясь, начал приминать кулаками. Не вставая, наломал еще веток поменьше и тоже положил в гнездо. Подоспел его товарищ, осмотрел гнездо, забрался внутрь и сразу начал перекладывать ветки по-своему, добавляя свежий материал. Покачиваясь на платформе под голубым небом, они прилежно трудились. В заключение обозрели простирающийся внизу мир и легли отдыхать. Был девятый час, солнце заметно припекало.

Около часа царила тишина, никто не двигался. Видно, заснули словно три ленивых холостяка, удобно устроившихся в шезлонгах на пляже после завтрака.

Мне бы сейчас шезлонг! Я чувствовала себя прескверно на своем суку: ноги чересчур длинные, руки слишком слабые, одежда мокрая… Маленькая белка, подойдя вплотную, внимательно осмотрела меня блестящими глазками. Вдоль того же сука сновала, охотясь на букашек, полосатая ящеричка. Но все эти развлечения меня не радовали. Если бы не веревка, я, наверно, сорвалась бы вниз, как переспелый дуриан.

Минуты ползли страшно медленно. Может быть, оранг-утанам так же не по себе на земле, когда их разлучают с качающимися ветвями и приходится ходить на ногах, созданных для лазания?

Часов около десяти оранг-утаны снова зашевелились. Один из них перебрался на невысокое дерево с обломанным суком. Обнаружил воду в ямке, нагнулся, сложил губы трубочкой, отпил глоток, потом стал вычерпывать рукой воду с листьями. Пристально поглядел на кисть и обсосал влажную шерсть.

Тем временем другой оранг-утан обломил макушку молодого деревца. Вися на одной руке, он осмотрел свежие листья, съел их, потом отнес макушку в гнездо. Сидя в гнезде, зубами ободрал кору, пожевал и выплюнул. Подержал обглоданный добела кол над головой и сунул его в гнездо, укреплял платформу.

Его приятель направился к моему суку. На ходу он высасывал влагу из орхидей и мха. Я спрятала лицо за листьями, чувствуя себя ребенком, который прикрывается ладошкой.

Вдруг справа ухнул какой-то взрыв! Ворча и лая, спугнутая ружейным выстрелом, тройка устремилась прочь. Я никак не могла прийти в себя от неожиданности. За наблюдениями совсем забыла про Гауна…

Спуститься с дерева вниз оказалось непросто. Прежде чем слезать, надо было размять окоченевшие руки и ноги. Я долго их растирала и наконец слезла. Гаун помог мне собрать мое имущество.

— Тебе непременно надо было стрелять?

— Я выстрелил в воздух, слишком уже близко они к тебе подобрались. — Заботливый Гаун распутал мою веревку.

К двенадцати часам мы вернулись в лагерь, к мокрым постелям. Развели костер, глотнули коньяку. Пришел Бакар и доложил, что три друга ушли куда-то далеко. Мы решили, что на сегодня хватит, можно спускаться вдоль реки вниз до деревни. Как-никак, нам удалось понаблюдать оранг-утанов, подсмотреть, как они спят, едят, сооружают гнезда.

Собрав вещи, наш маленький отряд двинулся в обратный путь.

Возвращение домой после трехнедельной исследовательской работы в области Себуяу было отмечено горячей ванной и сладостным отдыхом в мягких креслах. Мы хорошо потрудились в джунглях и успели многое увидеть. И однако принципиально новых наблюдений было сделано мало. Мы не смогли достаточно долго проследить за одним определенным животным, не увидели, как живет стая или хотя бы мать с детенышем. В своем древесном царстве оранг-утаны оказались чересчур подвижными для нас.

Зато экспедиция укрепила во мне решимость стать настоящей «обезьяньей мамой». Отныне наши детеныши будут побольше находиться на деревьях и поменьше на земле. Может быть, тогда они научатся сами строить себе гнезда. Зависимость от меня будет сведена до минимума.

Еве было уже два с половиной года — совсем большая и очень ревнивая. Билл основательно потучнел. У него вырос заметный горловой мешок, и он стал весьма прожорливым. Фрэнк был куда стройнее и подвижнее.