Вилейанур Рамачандран - Мозг рассказывает. Что делает нас людьми

Итак, мы ПОКА сказали очень мало о процессе творчества в отличие от процесса восприятия в искусстве. Стив Косслин и Марта Фара из Гарварда использовали техники регистрации активности мозга, чтобы показать, что творческое создание зрительного образа задействует внутреннюю часть (вентромедиальную кору) лобных долей. Эта часть мозга имеет связи с некоторыми частями височных долей, которые связаны с зрительной памятью. Грубая схема желаемого образа сначала появляется благодаря этим связям. Постоянное взаимодействие между этой схемой и тем, что рисуется или лепится, ведёт к дальнейшей корректировке и совершенствованию картины. В результате мы имеем многочисленные поэтапные мини-«ага!», о которых мы говорили раньше. Когда усиливающаяся перекличка между этими уровнями зрительной обработки изображения достигает критического объёма, она перерастает в конечное «ага», которое вознаграждает центры, такие как ядра перегородки и прилежащее ядро. Теперь художник может расслабиться с сигаретой, коньяком и музой.

Таким образом, творческое производство искусства и восхищение искусством, возможно, проходит по одному и тому же нейрофизиологическому пути (кроме вовлечения фронтальных областей в первом случае). Мы видели, что лица и объекты, которые преувеличены на карикатурах, активируют клетки в веретенообразной извилине. Изображения целых сцен например, пейзажи, возможно, требуют участия правой нижней теменной дольки, а «метафорические», или понятийные, аспекты искусства, вероятно, требуют участия и правой и левой угловой извилин. Более тщательное исследование художников, у которых повреждены разные части правого и левого полушарий, могло бы быть полезным особенно учитывая наши эстетические законы.

Ясно, что нам предстоит ещё долгий путь. Ну а пока можно с успехом строить разные гипотезы. Как сказал Чарльз Дарвин в своей книге «Происхождение человека»:

Ложные факты очень вредны для научного прогресса, так как они часто надолго застревают в умах, но ложные точки зрения, подтверждённые доказательствами, почти не причиняют вреда, ведь каждый находит целительное удовольствие в том, чтобы доказывать их ложность, и, когда она доказана, закрывается путь к ошибкам и часто открывается путь к истине.

Джейсон Мердок находился на лечении в стационаре реабилитационного центра в Сан-Диего. Он попал в автомобильную аварию близ мексиканской границы, перенёс серьёзную травму головы, после чего впал в полубессознательное состояние бодрствующей комы (другое название акинетический мутизм). К тому моменту, когда мой коллега, доктор Субраманиам Шрирам, обследовал его, он пробыл в этом состоянии уже почти три месяца. Из-за повреждения коры передней части поясной извилины головного мозга Джейсон не мог ходить, говорить и производить действия. Он спал и бодрствовал в обычном режиме, но был прикован к постели. В бодрствующем состоянии он выглядел внимательным и здравомыслящим (если так можно выразиться слова теряют свой смысл при описании подобных состояний). Иногда он негромко «ойкал» и отстранялся, реагируя на боль, но не всегда. Он мог двигать глазами, часто провожал взглядом людей. Однако он никого не узнавал, даже своих родителей и родных братьев и сестёр. Он не мог говорить и понимать речь, так же как и не мог сколько-нибудь осмысленно взаимодействовать с людьми.

Но если его отец, мистер Мердок, звонил ему по телефону из соседней комнаты, Джейсон вдруг становился оживлённым и словоохотливым, узнавал отца и активно участвовал в беседе. Так продолжалось до тех пор, пока мистер Мердок не входил к нему в комнату. Тогда Джейсон снова впадал в полубессознательное состояние «зомби». Набор симптомов, которые мы видим у Джейсона, называется телефонным синдромом. Его можно было заставить переключаться между этими двумя состояниями, достаточно было отцу находиться рядом с ним или уйти в соседнюю комнату.

Представьте себе как будто внутри одного тела находятся два Джейсона: «телефонный» Джейсон, оживлённый и здравомыслящий, и Джейсон лично, почти бессознательный «зомби». Как такое возможно? Объяснение кроется в том, как авария повлияла на пути распространения зрительных и слуховых сигналов в мозге Джейсона. Удивительно, до какой степени обособленно распространяется каждый сигнал зрительный или слуховой на всем протяжении его пути вплоть до критически важной передней части поясной извилины. Этот тканевый воротник 2, как мы увидим, место, где отчасти зарождается наше ощущение свободной воли.

Сильное повреждение передней части поясной извилины приводит к яркой картине акинетического мутизма. В отличие от Джейсона пациент, постоянно пребывающий в сумеречном состоянии, не контактирует ни с кем ни при каких обстоятельствах. Если повреждение не столь серьёзное — например, если путь распространения зрительного сигнала к поясной извилине повреждён, в то время как слуховой путь не затронут, результатом является телефонный синдром Джейсон «включается», говоря по телефону, и снова впадает в акинетический мутизм, если отец входит в его комнату. Джейсон перестал быть личностью, если только он не говорит по телефону.

Я не случайно делаю это различие. Хотя зрительно-моторная система Джейсона может автоматически замечать и отслеживать предметы в пространстве, он не может распознавать или осознавать значение того, что видит. Только в телефонном разговоре с отцом Джейсон способен формировать полноценные осмысленные метапредставления, необходимые не только для сохранения человеческой уникальности как вида, но и для проявления человеком индивидуальной уникальности и ощущения своего «я».

Почему Джейсон является личностью, только когда говорит по телефону, но не при каких иных условиях? Ещё на очень ранней стадии эволюции мозг развил способность создавать чувственные представления первого порядка об окружающих объектах. Такие представления могут вызывать лишь весьма ограниченное число реакций. Например, мозг крысы создаёт только представление первого порядка о кошке как о пушистом движущемся предмете, которого нужно рефлекторно избегать. Однако мозг человека продвинулся далее по пути эволюции: возник «второй мозг», точнее, набор связей между нервными клетками, который в некотором смысле «паразитировал» на «первом». Этот «второй мозг» создаёт метапредставления (представления о представлениях более высокий уровень абстракции), перерабатывая информацию, полученную от «первого мозга», в более управляемые порции, на которых может быть построен более широкий спектр более сложных реакций, включая языковое мышление и мышление символами. Вот почему, вместо простого «пушистого врага», как у крысы, кошка является для нас млекопитающим, хищником, домашним животным, врагом собак и крыс, мяукающим существом с ушами, усами и длинным хвостом, она даже напоминает нам о Халли Берри в костюме из латекса. Слово «кошка» символизирует для нас целое облако ассоциаций. Короче говоря, «второй мозг» наделяет объект смысловым значением, создавая метапредставление, которое позволяет нам осознавать понятие «кошка» не так, как это делает крыса.