Илья Рухленко - Что ответить дарвинисту? Часть I

Во-вторых, на шанс долгой жизни весьма положительно влияет сложность организации конкретного живого существа. Чем сложнее устроено существо, тем эффективней оно избегает разных неблагоприятных ситуаций. Например, хорошо развитые органы чувств помогают и эффективно избегать хищников, и самому эффективно питаться (не становясь жертвой голода).

Таким образом, здесь можно сформулировать некое общее правило – чем больше по размеру, и чем сложнее устроен живой организм, тем выше эффективность выживания каждой отдельной особи этого вида. Следовательно, тем выше ценность этой (взрослой) особи для размножения. И, следовательно, тем выгодней такому организму использовать «многоразовую» стратегию размножения.

И наоборот, чем меньше организм и чем проще он устроен, тем меньше «стоимость жизни» каждой отдельной особи. И тем меньше эта стоимость отличается от стоимости жизни его детей. Следовательно, такой организм мог бы приобрести выгоды от «одноразовой» стратегии размножения.

Таким образом, такие сложно устроенные существа, как головоногие моллюски или лососи – вряд ли поступают целесообразно, запрограммировано подыхая сразу после первого размножения.

И уж тем более странно поступает в этом отношении мадагаскарская «пальма-самоубийца», которая имеет настолько большой размер, что достигает этого размера только к 30–50 годам. Но при этом размножается только один раз.

Второе обстоятельство, которое не учел в своих расчетах Коул – это специфику условий природной среды. Например, если условия среды такие, что чреваты внезапной смертью (от каких-нибудь «причин неодолимой силы»), то такая обстановка не способствует «многоразовости». В таких условиях было бы здорово дожить хотя бы до первого размножения (как можно быстрее), и вложиться в него максимально, потому что до следующего размножения можно уже не дожить.

И наоборот, если окружающие условия благоприятствуют именно взрослым стадиям организмов, и не благоприятствуют детским стадиям, тогда, безусловно, будет выгодней многоразовое размножение. Например, в каком-нибудь тропическом лесу, взрослое дерево, уже сумевшее захватить все необходимые ему ресурсы, невообразимо ценнее каждого конкретного семечка, производимого им. Потому что шансы конкретно этого семечка превратиться во взрослое дерево, захватив (кем-то оставленное) пространство в этом тропическом лесу – стремятся к нулю.

Поэтому мадагарская пальма-самоубийца, погибающая после своего первого же размножения (на радость всем своим конкурентам) в условиях тропиков, выглядит в высшей степени странно (в рамках представлений о биологической целесообразности).

Количественновсё выше сказанное можно легко оценить, если принять следующее допущение – если мы допустим, что численность особей тех или иных биологических видов в природе остаётся примерно постояннойна протяжении длительных периодов времени.

Скорее всего, так и есть. Ведь мы не наблюдаем зарастания нашей Земли, например, кокосовыми пальмами? Или полного забивания всех дальневосточных рек триллионами лососей? Но если это так (если численность озвученных видов в природе остаётся примерно постоянной), тогда «вес» взрослых особей этих видов для размножения оценить достаточно легко.

Например, какая-нибудь самка чавычи отметала свои 10.000 икринок, и после этого с чувством выполненного долга… померла. Поскольку мы приняли, что численность чавычи в природе остаётся примерно постоянной, то отсюда следует, что из этих 10.000 икринок, отложенных самкой чавычи в этом году, в конечном итоге (через несколько лет) доживет до размножения (в среднем)… только однасамка.

Следовательно, вероятность доживания до размножения каждой отдельной икринки в данном случае составляет всего 0.01 %. Это ничтожно малая величина. Поэтому приравнивать ценность такой икринки к ценности огромной взрослой особи чавычи (весом до 50 кг), находящейся почти на вершине пищевой пирамиды – ни в коем случае нельзя. А можно поступить просто – взять все эти 10.000 икринок, и просто приравнять их всех вместек «стоимости» однойвзрослой самки.

Тогда у нас получится, что самка чавычи порождает (условно говоря) просто следующую самку чавычи (в виде «суммы» из 10.000 икринок). И после этого погибает.

Теперь давайте представим себе гипотетическую мутантную чавычу, которая не погибает после первого размножения, а размножается второй раз на следующий год, отметав те же самые 10.000 икринок. Очевидно, что такая самка будет являться более приспособленной, чем «одноразовая», нормальная самка. Чтобы «одноразовая» самка выровнялась с этой мутантной «многоразовой» самкой в темпах размножения, она должна выметать за один раз не 10.000 икринок, а 20.000 икринок, что будет означать («в переводе» этих икринок на взрослых самок) – 2самки. Но сможет ли самка чавычи выносить и выметать в два раза больше икры, чем многоразовая особь?

Ведь «многоразовые» виды рыб (которых вообще-то большинство) тоже, наверное, напрягаются, стремясь отметать как можно больше икры. Так сумеют ли «одноразовые» особи создать вдвое больше икры, чем многоразовые, чтобы уравнять свои шансы?

Это трудно оценить напрямую. Но приблизительно оценить все-таки можно.

Воспользуемся для этого спортивной штангой. Допустим, я поднимаю от груди спортивную штангу с максимальным весом 160 кг (всего один раз). Поднять больше 160 кг, или поднять 160 кг больше одного раза – я уже не могу. Однако при этом я могу поднять 145 кг… примерно 4–5 раз! То есть, прямая арифметика не действуетв случае живых организмов. Если я поднимаю 160 кг только один раз, то из этого совсем не следует, что я смогу поднять 80 кг всего 2 раза. Нет, 80 кг для меня – это очень легкий разминочный вес, который мне надо поднимать и поднимать (примерно раз 30), чтобы устать. Более того, я могу поднять 145 кг 4–5 раз, хотя 145 кг меньше 160 кг… всего примерно на 10 %!

Что же получается, я могу без особенного напряженияподнимать вес, который меньше моего максимального веса… всего на 10 %. И завтра приду, и опять подниму этот вес (тоже без особого напряжения). И еще послезавтра повторю то же самое.

Более того, сегодня я могу поднять даже свой самый тяжелый вес – 160 кг (один раз). Мне будет очень тяжело, но при этом я всё-таки не умру от напряжения. А раз так, то потом я смогу отдохнуть, и через неделю подниму этот же вес снова.

Более того, если я – еще молодой юноша, то через пару лет я могу еще и подрасти, и тогда я подниму уже не 160 лет, а даже больше. Так стоит ли мне прямо сейчас надрываться так, чтобы умереть?