Франс де Вааль - Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

Возможно, противоречия возникли раньше, чем мы себе представляем, потому что в 1920-х гг. американский психолог

Эдвард Толмен храбро и провокационно заявил, что животные способны на большее, чем бездумно устанавливать связь между стимулом и реакцией. Он отверг представление, что животные руководствуются только побудительными мотивами. Толмен отважился употребить термин «познавательный» (ученый приобрел известность благодаря когнитивным картам, описывающим поведение крыс в лабиринте) и называл животных «целеустремленными», движимыми целями и ожиданиями, которые связаны с будущим.

Пока Толмен, уступая удушающей хватке эпохи классического бихевиоризма, открещивался от понятия «целеустремленность», его студент Отто Тинкльпо разработал эксперимент, в котором макака наблюдала, как под крышку кладут лист латука или банан. Как только обезьяна получала возможность, она бежала к крышке с наживкой. Если она обнаруживала пищу, которую прятали у нее на глазах, никаких неожиданностей не возникало. Но если экспериментатор незаметно заменял банан латуком, макака только удивленно смотрела на вознаграждение. Затем она лихорадочно раз за разом обыскивала все вокруг, пока наконец не начинала пронзительно кричать на коварного экспериментатора. Только по прошествии долгого времени она соглашалась на разочаровавший ее овощ. С точки зрения бихевиоризма ее поведение было странным, потому что предполагалось, что животные всего-навсего сопоставляют поведение с вознаграждением – любым вознаграждением. Характер вознаграждения не имеет значения. Тинкльпо, однако, показал, что все не так просто. Руководствуясь представлением о том, что спрятано, обезьяна имела определенные ожидания, а когда они не оправдались, это вывело ее из равновесия {293}.

Вместо того чтобы просто предпочесть одно поведение другому, одну крышку другой, макака вспомнила о прошедшем событии так, как будто сказала: «Эй, клянусь, я видела, как под крышку положили банан!» Такое точное запоминание происшедшего известно как « событийная память ». Долгое время считалось, что событийная память нуждается в наличии языка, следовательно, характерна только для людей. Предполагалось, что животные способны запоминать общую последовательность событий, но их память не сохраняет детали. Это представление оказалось спорным. Я приведу еще один показательный пример, который включает больший промежуток времени, чем эксперимент с макакой.

Однажды мы применили подход Мензеля в эксперименте с шимпанзе Соко, когда он еще был подростком. Через маленькое окно Соко мог наблюдать, как на внешней огражденной территории мой помощник прячет яблоко в большую покрышку от трактора, в то время как все остальные шимпанзе оставались за закрытыми дверями. Затем мы выпускали обезьян, задерживая Соко, так что он выходил последним. Оказавшись снаружи, он первым делом забирался на покрышку и заглядывал внутрь, проверяя, на месте ли яблоко. Однако Соко не трогал его, а удалялся с невозмутимым видом. Затем он выждал более двадцати минут, прежде чем вернуться и забрать фрукт. Это было разумно, так как иначе у него могли отобрать приз.

Однако по-настоящему интересное продолжение эта история получила годы спустя, когда мы повторили этот эксперимент. Соко проходил тест всего один раз, и мы показали эту видеозапись приехавшей съемочной группе. Как обычно бывает, кинематографисты больше доверяли собственным съемкам и настояли на повторении эксперимента. К тому времени Соко стал альфа-самцом, поэтому не подходил для теста. Так как он обладал высоким статусом, у него не было оснований скрывать, что он знает о спрятанной пище. Вместо него мы выбрали самку по имени Наташа, имевшую низкий статус, и проделали все примерно так, как раньше. Мы заперли всех шимпанзе, а Наташе позволили наблюдать в окошко, как мы прячем яблоко. На этот раз мы вырыли ямку в земле, положили туда яблоко и засыпали сверху песком и листьями. Мы проделали это так тщательно, что потом с трудом могли определить, где спрятали фрукт.

После того как всех остальных шимпанзе выпустили, наконец, смогла войти и Наташа. Мы с волнением следили за ней с помощью нескольких камер. Она проделала то же, что и Соко, продемонстрировав при этом намного лучшую ориентацию в пространстве, чем мы. Она медленно прошла точно над тайником, а через десять минут вернулась, чтобы уверенно выкопать фрукт. Пока она делала это, Соко смотрел на нее с очевидным удивлением. Не каждый день кому-нибудь удается выкопать из земли яблоко! Я переживал, что Соко может наказать ее за то, что она ест прямо у него на глазах, но вместо этого Соко побежал прямо к тракторной покрышке! Он заглянул в нее с нескольких сторон, но она была пуста. Похоже, он пришел к заключению, что мы снова прячем фрукты, и вспомнил точное местоположение, которое мы использовали раньше. Это было особенно примечательно, потому что я совершенно уверен, что у Соко был всего лишь один опыт подобного рода в течение всей его жизни, который произошел пять лет назад.

Было ли это случайным совпадением? Трудно сказать, основываясь всего на одном случае, но психолог Джема Мартин-Ордас из Испании также исследовала этот тип памяти. Работая со множеством шимпанзе и орангутангов, она проверяла, что помнят человекообразные обезьяны из прошедших событий. Первоначально обезьянам дали задание найти подходящий инструмент, чтобы достать банан или замороженный

йогурт. Обезьянам показали, как инструменты прячут в ящики, после чего они должны были выбрать нужный ящик, чтобы получить инструмент, необходимый для выполнения задания. Решение этой задачи не составило труда для обезьян. Спустя три года, полных событий и различных тестов, обезьяны вновь встретились с тем же экспериментатором в лице Мартин-Ордас, предложившей им старое задание с такими же условиями и в том же помещении. Послужит ли сходная ситуация подсказкой обезьянам в выполнении задания? Будут ли они знать, какой инструмент им нужен и где его взять? Обезьяны знали, по крайней мерe, те из них, кто проходил предыдущий тест. Обезьяны, впервые столкнувшиеся с этим заданием, не проявляли подобных способностей, что подтверждало роль памяти. Более того, обезьяны, проходившие тест ранее, без колебаний решали проблему в течение нескольких секунд {294}.

По большей части процесс научения у животных имеет неявный характер, подобно тому как я научился избегать некоторых автострад в Атланте в определенное время суток. Неоднократно попадая в пробки, я начал искать лучшие, более быстрые маршруты, не сохранив в памяти события, которые произошли в предыдущие поездки. Точно так же крыса в лабиринте научается поворачивать в одну сторону, а не в другую или птица запоминает, в какое время можно найти хлебные крошки на балконе моих родителей. Такого рода научение – процесс, который распространяется на все, что нас окружает. Другой тип памяти, о котором идет речь, – это запоминание деталей. Именно так французский писатель Марсель Пруст описывает в цикле романов «В поисках утраченного времени» ощущения от вкуса пирожных-мадленок. Опущенное в чай пирожное вызвало у него воспоминания о детских визитах к его тете Леони: «В то самое мгновение, когда глоток чаю с крошками пирожного коснулся моего неба, я вздрогнул, пораженный необыкновенностью происходящего во мне» {295}. Воздействие воспоминаний о собственной жизни основано на их исключительности. Яркие и живые воспоминания можно вызвать в памяти и подробно пережить заново. Эти воспоминания представляют собой реконструкции – вот почему они часто обманчивы, – но при этом настолько убедительны, что заставляют нас поверить в их реальность. Они наполняют нас эмоциями, как это и произошло с Прустом. Вы вспоминаете чью-то свадьбу или похороны отца, и все подробности относительно погоды, гостей, угощений, радостей и печалей всплывают в вашей памяти.