Стивен Котлер - Похищая огонь. Как поток и другие измененные состояния сознания помогают решать сложные задачи

[207]

В 2012 году лауреат премии «Эмми», фотограф дикой природы Джон Даунер разместил в водах у юго-восточного побережья Африки скрытые камеры, чтобы снять афалин (бутылконосых дельфинов) в естественной среде обитания. Он замаскировал часть камер под кальмаров и морских черепах, а некоторые спрятал внутри костюмов рыб в надежде снять более естественное поведение животных, чем с помощью традиционных методов киносъемки. И это сработало. Дельфины в фильме Даунера действительно выглядят более расслабленными, чем обычно, – гораздо более расслабленными.

А все из-за дурманящего яда рыбы фугу. Впервые была снята сцена, как дельфин схватил фугу со дна океана, какое-то время пожевал ее, а затем перебросил другому дельфину. Создавалось впечатление, что животные играют в подводный волейбол, но измученная рыба довольно быстро отреагировала и применила свой основной защитный механизм – выпустила в воду желтоватое облако смертельного нейротоксина. Судя по тому, что произошло дальше, именно этого дельфины и добивались.

Будучи смертельным в больших дозах, яд рыбы фугу в небольшом количестве одурманивает и приводит к изменению сознания, погружая дельфинов в трансоподобное состояние. Получив некоторую дозу, дельфины в фильме Даунера сбились в кучу: на мордочках нечто вроде улыбки, хвосты опущены вниз, а носы торчат над поверхностью воды. «Они кружились на месте с высунутыми из воды носами, как будто были очарованы собственным отражением, – рассказывал Даунер в интервью газете International Business Times. [208] – Это напомнило нам о вспыхнувшем несколько лет назад сумасшествии, когда люди вдруг начали лизать жаб, чтобы поймать кайф».

После публикации видео произвело настоящий фурор. Везде пестрели заголовки вроде «Пьяные дельфины нашли новый способ употребления рыбы фугу» [209], а количество просмотров на YouTube исчислялось миллионами. Хотя на самом деле пьяные дельфины не должны были никого удивить.

Несколько последних десятилетий психофармакологи систематизировали техники изменения сознания у животных в дикой природе, и у них накопилось немало интересного материала [210]. Собаки ловят кайф, облизывая жаб; лошади сходят с ума от астрагала; козы пожирают галлюциногенные грибы; птицы клюют зерна конопли; коты наслаждаются кошачьей мятой; валлаби опустошают маковые поля; северные олени балуют себя мухоморами; павианы предпочитают ибогу; овцы приходят в восторг от галлюциногенных лишайников; а слоны пьянеют от перебродивших фруктов (кроме того, известно, что они иногда забредают на пивоварни).

Такое поведение среди животных довольно часто, и исследователи в конце концов пришли к выводу, который сформулировал в своей книге Intoxication («Интоксикация») психофармаколог из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе Рональд Сигель: «…Поиск и употребление наркотиков – биологически нормальное поведение. В некотором смысле погоня за опьяняющими веществами скорее правило, чем исключение [среди животных]». Это привело Сигеля к неоднозначному заключению: «Погоня за наркотическим опьянением – ключевая мотивационная сила живых организмов» [211].

Стремление выйти за пределы собственного сознания работает как «четвертая сила», определяющая поведение организма, столь же мощная, как и первые три – потребность в еде, воде и сексе. Гораздо сложнее ответить на вопрос «почему?». Интоксикация у животных, как и у людей, далеко не всегда оказывается лучшей стратегией выживания. «Тушки одурманенных птиц усеивают скоростные магистрали. Коты расплачиваются за пристрастие к опьяняющим растениям повреждением мозга. Коровы, отравленные травой, рискуют умереть… Дезориентированные обезьяны игнорируют потомство и пренебрегают безопасной территорией стаи. Люди ничуть не лучше» [212].

Если изменяющие сознание вещества столь опасны, почему многие виды животных идут на такой риск? Если цель эволюции – выживание и размножение, то поведение, угрожающее ее достижению, как правило, со временем корректируется. Но тот факт, что употребление наркотиков в джунглях Амазонки так же распространено, как и на улицах Лос-Анджелеса, заставляет предположить, что оно служит какой-то полезной эволюционной цели. Исследователи какое-то время обдумывали этот вопрос и пришли к выводу, что опьянение действительно играет важную эволюционную роль: оно подавляет шаблонное поведение.

В природе животные часто погрязают в рутине, то есть повторяют одни и те же действия с уменьшающейся отдачей. Но прервать такое поведение нелегко. «Принцип сохранения рьяно защищает установившиеся схемы и модели, но модификация (поиск новых путей) требует инструментов, способных ему противостоять (хотя бы в отдельные моменты), – пишет итальянский этноботаник Джорджо Саморини в книге Animals and Psychedelics («Животные и психоделики»). – Я считаю, что поиск и употребление наркотических веществ как животными, так и людьми имеет непосредственное отношение к механизму подавления устоявшегося поведения» [213].

Оперируя современными терминами, Сигель и Саморини утверждают, что животные употребляют психотропные растения, поскольку те стимулируют латеральное мышление или помогают решать проблемы с помощью косвенных, творческих подходов. Латеральное мышление включает интуитивные скачки между идеями. Это и есть взгляд снаружи банки, и он гораздо результативнее, чем итеративные улучшения, но его труднее реализовать в нормальном состоянии сознания. С нашим стоящим на страже эго сумасшедшие идеи и безумные замыслы отфильтровываются задолго до того, как успевают принести хоть какую-то пользу. Но опьянение снимает эти ограничения.

В книге The Botany of Desire («Ботаника желания») Майкл Поллан доказывает, что коэволюция (параллельное развитие двух видов, часто не подозревающих об этом, но продвигающих интересы друг друга) также касается людей и одурманивающих растений. В обмен на помощь изменяющие сознание растения распространяются, вытесняют другие виды и при этом вырабатывают еще больше психоактивных свойств для нашего удовольствия. «Растения – объясняет Поллан в своей недавно вышедшей работе, – эволюционировали таким образом, чтобы удовлетворять наши желания. Взамен мы расширяем их среду обитания и разносим их семена по всему миру. Именно это я называю ботаникой желания. Наше стремление… к одурманиванию и измененному состоянию сознания – мощная сила в естественной истории» [214].

Однако существует несколько ограничений, которые долгое время контролировали эту коэволюционную силу. Первое – география. Слоны стали пьяницами, а не наркоманами, потому что кока растет в Андах, а не в Африке. Павианы никогда не пробовали лишайники в арктической тундре и кайфуют от ибоги. Дельфины экспериментируют со смертельно ядовитой рыбой, потому что им негде добыть спиртное. Даже люди зависят от географии. До начала эпохи глобальной торговли и кругосветных путешествий они употребляли вещества, произраставшие вокруг.