Александр Соловьев - Знаковые моменты

После Второй мировой войны настал черед прорывов в области электроники, химии, медицины и биологии. Подобно тому, как в 1920-е годы общество заболело идеей роботов, в 1950-е годы на первый план вышла мечта о победе над голодом и болезнями, ведь ученые к тому времени уже показали, на что способны удобрения и пенициллин.

Начало глобальной борьбе с голодом было положено во время Второй мировой войны. В 1942 году на работу в американскую химическую корпорацию DuPont поступил химик и микробиолог Норман Борлауг. Ранее он был известен тем, что изобрел клей, который не растворялся в соленой воде, что было важно для снабжения американских войск, сражавшихся с японцами на тихоокеанских островах. Клеем Борлауга солдаты приклеивали банки с консервированными продуктами к пустым бочкам, спасательным кругам и другим плавсредствам, чтобы не потерять ценную провизию во время десантирования. Поскольку большого смысла в изобретении Борлауга DuPont не видела, ученого отправили поднимать сельское хозяйство в Мексику по контракту с тамошним правительством. На месте микробиолог развил бурную деятельность и за несколько лет благодаря разумному применению удобрений и пестицидов, а также умелой селекции сумел превратить Мексику из полуголодной страны в экспортера сельскохозяйственной продукции.

Со временем технологиями DuPont заинтересовались недавно получившие независимость Индия и Пакистан, где от голода традиционно страдала немалая часть населения. В1963 году Индия запросила технологическую помощь, и DuPont перебросила Борлауга на поля Индостана. Ученый вновь показал себя с лучшей стороны: урожаи в стране стали быстро расти. Если в 1964 году Индия произвела 9,8 млн тонн пшеницы, то в 1969-м – уже 18 млн тонн. Благодаря успехам Борлауга начиная с середины 1960-х годов в мире заговорили о «зеленой революции», которая непременно избавит человечество от голода. С подачи американского правительства «зеленая революция» стала внедряться во многих развивающихся странах, однако результат получился несколько хуже, чем ожидалось. Так, вскоре выяснилось, что далеко не все химикаты, применяемые в обновленном сельском хозяйстве, положительно влияют на здоровье. В частности, оказалось, что в районах интенсивного распыления некоторых удобрений у девочек половое созревание наступает чуть ли не в восемь лет. Также выяснилось, что отнюдь не все жители бедных стран могут позволить себе покупать удобрения и платить за горючее для тракторов. К тому же вследствие интенсификации земледелия многие крестьяне теряли работу и все-таки умирали от голода.

Хотя сам Борлауг был вознагражден за труды Нобелевской премией, «зеленая революция» уже в 1980-е годы стала вызывать все больше нареканий. Так, один из современных борцов за чистоту окружающей среды Пауль Готтлих писал: «Для точного учета необходимо учитывать каждый доллар экологического ущерба, который нанесла „зеленая революция“ и который она продолжает наносить, пока токсичные индустриальные методы ведения сельского хозяйства продолжают применяться. Подумайте о множестве сельскохозяйственных рабочих, пострадавших от пестицидов и удобрений, об источниках воды, которые были уничтожены, об участившихся из-за загрязнения среды случаях астмы, об отравленных и безжизненных землях». То есть с широко разрекламированной «зеленой революцией» произошло то же самое, что в свое время случилось с дирижаблями, роботами и космическими поселениями: новые идеи стали воплощаться раньше, чем технологии достигли уровня, позволявшего воплотить их как следует, мир утратил веру в когда-то заманчивый проект, и тот, лишившись общественной поддержки, начал быстро сбрасывать обороты. Сегодня даже беднейшие страны Африки отказываются принимать в качестве гуманитарной помощи генетически модифицированные продукты, полученные по технологиям, идея которых зародилась в лабораториях Борлауга.

Ожидавшаяся революция в медицине также оказалась не столь масштабной, как того хотелось. В 1960-е годы многие верили, что ученые скоро научатся создавать в пробирке искусственные органы, а также добьются того, что поврежденные конечности станут регенерировать, как хвост у ящерицы. Основания для таких ожиданий давала как зарубежная, так и советская пресса. В 1965 году журнал «Техника – молодежи» уверял читателей: «Ведь ту же почку не обязательно занимать на стороне, ее можно вырастить из нескольких клеток, уцелевших в больном органе. Здоровые, они станут остовом для постройки новой почки... Нужно только понять, как одинаковые клетки взаимодействуют, узнают друг друга, что заставляет их собираться воедино. Тогда хирург будет загодя строить, ваять, как скульптор, совершенные органы и вместе с ними возвращать людям здоровье, жизнь».

Между тем ученые, занимавшиеся проблемой регенерации, высказывались по ней более чем осторожно. В 1977 году – на пике интереса к регенерации – ведущий советский специалист в этой области Лев Полежаев писал: «До недавнего времени в учении о регенерации господствовало представление, что мышца сердца у млекопитающих и человека после травмы никогда не регенерирует и в очагах повреждения возникают только соединительные рубцы... однако... при определенных условиях опыта удается получить регенерацию поврежденной мышцы сердца у ряда низших и высших позвоночных и человека». Естественно, речь тогда шла скорее о пересмотре старых теорий, чем о внедрении новых методов. Еще осторожнее высказался коллектив советских ученых, который в том же 1977 году подвел черту под своими многолетними изысканиями: «Проблема регенерации находится в настоящее время в довольно сложном положении... Биологи освоили значительный материал, накопленный патологами при изучении регенерации у млекопитающих животных и человека, и дополнили его новыми данными. Вместе с тем эта важная работа не доведена до конца». Не была она доведена до конца и в последующие десятилетия. С регенерацией случилось то же, что и с другими великими идеями ХХ века: превратить манящую теорию в практику имеющимися средствами было невозможно.

Время шло, а научных прорывов в области регенерации все не происходило. Впрочем, многим другим обещанным прессой чудесам медицины тоже не суждено было стать былью. Люди не стали жить до 120 лет, количество инфарктов не уменьшилось, а увеличилось, а место побежденных болезней заняли новые, о которых раньше никто не слышал. В итоге уже в 1970-е годы многие европейцы и американцы предпочитали лечиться чуть ли не у шаманов, а наши граждане уже в новейшее время крутили головами на стадионах во время сеансов Кашпировского и заряжали воду в банках с помощью телекартинки с Чумаком.