Н Розенберг - Как Запад стал богатым (Экономическое преобразование индустриального мира)

Это делает еще более интересным рассматривать историю перехода от феодализма к капитализму как мелодраму, в которой усиливающиеся выскочки -- волки торговли -- заживо сжирают древнюю аристократию. При всей драматичности этой картины, она неточно отражает жизненный опыт как землевладельцев, так и торговцев и особенно не выдерживает никакой критики представление, что крупные землевладельцы в 1700 году были в каком-либо отношении менее благополучны, чем в 1300 году. Оно опровергается всеми имеющимися данными о сравнительном состоянии жилищ, одежды, транспорта, питания, доступа к искусствам, музыке, разнообразному опыту и грамотности (здесь перед нами уникальный в истории случай, когда переход от неграмотности к грамотности трактуется как процесс упадка).

Марксистская проблема периодизации перехода

Маркс утверждал, что история представляет собой последовательность социальных систем, в каждой из которых политические, религиозные и экономические институты были поставлены на службу господствующему классу. Системы сменяют друг друга в четко очерченной манере; эти смены могут быть приблизительно датированы временем, когда старый господствующий класс власть теряет, а новый ее приобретает. Эта точка зрения представляет далеко не только историографический интерес, если, подобно Марксу, видеть в переходе власти от феодальной знати, как класса, к буржуазии, как классу, исторический механизм, который должен в будущем обеспечить передачу власти от капиталистов к рабочему классу.

Трудно отстаивать представление, что смена господствующих классов осуществляется в результате революций, если выясняется, что упадок старого господствующего класса предшествует подъему его преемника. Ничего не остается от революционного пафоса, если представить себе, что класс-преемник возникает и крепнет в некоем вакууме, образованном уже начавшимся упадком класса-предшественника, а процесс перехода власти измеряется столетиями. Так что для марксистов оказывается важным делом точно датировать момент, когда феодальная аристократия утрачивает власть, а буржуазия -- приходит к власти. Публикация в 1946 году книги Мориса Добба Анализ развития капитализма [Maurice Dobb, Studies in the Development of Capitalism (London: G. Routledge & Sons, 1946), особенно гл. 1--4] положила начало дебатам в марксистских кругах, где главным вопросом была точная дата перехода от феодализма к капитализму [Paul Sweezy et al., The Transition from Feudalism to Capitalism, 2nd printing (New York: Science and Society, 1963)].

Установлено, что уже в XIV веке имел место кризис институтов феодализма, и этот кризис так и не был никогда окончательно преодолен. С другой стороны, стало общим суждение, что капитализм начался в XVI веке, точнее в конце XVI века, во времена королевы Елизаветы. [Согласно Карлу Марксу: "Хотя первые зачатки капиталистического производства спорадически встречаются в отдельных городах по Средиземному морю уже в XIV и XV столетиях, тем не менее начало капиталистической эры относится лишь к XVI столетию. Там, где она наступает, уже давно уничтожено крепостное право, и поблекла блестящая страница средневековья -- больные города". К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, 2-е изд., т. 23. с. 728] Добб, например, утверждает, что если определять капитализм как новый способ производства, при котором капитал экстенсивно вовлекается в процесс производства "либо в зрелой форме отношений между капиталистом и наемными работниками, либо в менее развитой форме подчинения работающих на дому ремесленников капиталисту, который поставляет сырье и скупает готовую продукцию" [Dobb, Studies in the Development of Capitalism, p. 18], то такого рода система может быть прослежена только с конца XVI века [там же]. [Норт и Томас (Rise of Western World, p. 144--145) относят возникновение системы, при которой надомники производят продукты из сырья посредника, который и сбывает конечный продукт, к Нидерландам XVI века.] Если же видеть конец феодализма в формировании регулярных армий в XV веке, то получится, что упадок феодализма завершился за сто лет до зарождения капитализма. Таким образом, у нас образуется двухсотлетний разрыв между началом упадка феодализма (или более ста лет от завершения эпохи феодализма) и всего лишь началом подъема капиталистического способа производства. Добб называет этот период "переходным". ["На самом деле ... и это очень важно для адекватного понимания перехода, дезинтеграция феодального способа производства зашла достаточно далеко прежде чем развился капиталистический способ производства, и эта дезинтеграция протекала вне связи с ростом нового способа производства. Два столетия, разделяющие времена Эдварда III и Елизаветы, определенно были переходными." (там же, с. 20)]

Ясно, что, как последовательно утверждает Суизи, этот переходный период "не являлся простой смесью капитализма и феодализма:

господствующие элементы не были ни феодальными, ни капиталистическими" [Sweezy, Transition from Feudalism to Capitalism, p. 15]. Это утверждение возбуждает достаточно неприятные для марксистской методологии вопросы, как то: возможна ли система, в которой одновременно сосуществуют несколько правящих классов или вовсе нет ни одного. На утверждение Добба, что в этот переходный период все еще господствовали феодалы, Суизи возражает: Позвольте мне ... ответить здесь вопросом. Почему не допустить другую, не упоминаемую Доббом возможность, что в рассматриваемом периоде существовал не один господствующий класс, а несколько, и каждый основывался на своей форме собственности и участвовал в более или менее постоянной борьбе за преимущества и конечное господство? [там же, с. 64]

Интересно припомнить, что ведущие защитники американской конституции имели в виду как раз неизбежность борьбы между владельцами разных видов собственности, когда настаивали на том, чтобы конституция была ратифицирована каждым штатом. С их точки зрения, наличествовал раскол не только между собственниками и неимущими, но и между владельцами разных видов собственности: Самым обычным и устойчивым источником раздоров было неравное распределение собственности. Общественные интересы тех, кто владел собственностью, и тех, кто не имел ничего, всегда были различны. Точно так же противоположны интересы кредиторов и должников. У цивилизованных народов с неизбежностью формируются интересы землевладельцев, промышленников, торговцев и банкиров, и эти интересы разделяют их на различные классы, возбуждаемые различными взглядами и чувствами. Принципиальная задача современных законодательств заключается в регулировании этих разнообразных и мешающих друг другу интересов, что и привносит дух партийных раздоров в необходимые и обычные действия правительства. [James Madison,"The Federalist Number Ten", в книге Benjamin F. Wright, ed., The Federalist (Cambridge: The Belknap Press, 1961), p. 131]