Александр Соловьев - Знаковые люди

При этом за гроши отдавал на ярмарках породистых лошадей, швырял деньги в самых дорогих ресторанах и у самых модных портных. Старшие братья и вынесли вердикт: «пустяшный малый».

Ясная Поляна к тому времени пришла в полный упадок. Сказывалась не только неопытность молодого помещика, но и «бессовестный грабеж» со стороны управляющего и старосты («дурака набитого»). Будучи не в силах справиться с ворьем, Толстой возвращался за карточный стол. Безуспешно, разумеется.

Восемь лет он то и дело ставил в своих дневниках вопрос: «На что я назначен?» Между картами, конными ярмарками и гульбой он выкраивал часы для собственно литературного творчества. Но лишь 7 марта 1851 года записал в дневнике: «Заняться для завтра... роман». И начал писать, увлекся – и довел до конца повесть «Детство».

А уже 2 июля 1852 года Толстой написал письмо редактору журнала «Современник» с просьбой о публикации «Детства». Втайне мучился, бросаясь от отчаяния к надежде. Решил: напечатают – значит, поощрят к сочинительству, и тогда изменится вся его жизнь, а нет – так сжечь все, что уже было начато. Рукопись была принята, и Толстой радовался «до глупости». Отклики редакции были лестными, и дебютант ответил адекватно – в категорической форме потребовал высылки гонорара: в тот момент он остро нуждался в деньгах. С первых же шагов на новом поприще Лев Толстой рассматривал писательство не как барскую прихоть, но как профессию со всеми экономическими вытекающими. В переписке с издателями выяснилось, что «Современник» дебютов не оплачивает, но Некрасов пообещал Толстому за последующие произведения «лучшую плату» – 50 руб. серебром за печатный лист.

Толстой был напрочь не согласен, например, с Иваном Тургеневым, утверждавшим, что подлинный художник не способен заниматься материальными вопросами. «Нет человека, – писал Толстой, – который мог бы обойти материальную сторону жизни». И только усиливал давление на Некрасова. После «Записок маркера» Толстому платили уже 75 руб. серебром за лист, а после «Набега» и «Святочной ночи» – 100. Дело дошло до того, что за лист статьи на педагогическую тему Лев Николаевич выбил сначала 150, а вскоре и 250 руб. Чтобы привязать Льва Толстого к «Современнику», Некрасов стал выплачивать писателю процентные отчисления от доходов издания. Однако молодой автор, назвав дивиденды «неладными», вышел из журнала.

Лев Толстой считал себя профессионалом, полагая литературу не только способом «мысль разрешить», но и деньги заработать, памятуя о брошенной кем-то еще в XVIII веке фразе: «Все, кроме завзятых болванов, всегда писали только из-за денег». Он никогда не скрывал от издателей намерения «драть сколь можно больше».

В 1850– е годы Лев Толстой успевал договариваться с издателями и книгопродавцами об издании своих произведений в сборнике «Для легкого чтения» – «Военных рассказов», «Записок маркера»; поручал им выпуск «Детства» и «Отрочества», выговаривая для себя 10 % с выручки.

В 1862 году 34-летний Лев Толстой женился на 18-летней Софье Берс. Он был влюблен и счастлив. И, наверное, прав Владимир Набоков, считавший вершиной мирового романа «Анну Каренину» хотя бы только за страницы, посвященные семейной жизни, ее позитивным ценностям.

Семейную жизнь Лев Толстой начал с поправки расстроенного состояния, чему способствовали и растущая слава, и гонорары писателя. Он стал прикупать земли вокруг Ясной Поляны, а затем и в Самарских степях. Оставшиеся после карточных проигрышей родительские 750 десятин спустя несколько лет увеличились в 6 раз.

В 1860– е годы Лев Толстой – богатый и рачительный барин, содержащий хозяйство в идеальном состоянии. Около трехсот свиней, десятки коров, сотни породистых овец, тьма-тьмущая птицы. Плюс пасека, винокурня и огромный фруктовый сад. Он затеял маслобойню, продукция которой бойко шла на московских рынках по 60 коп. за фунт. Избавившись от путающегося под ногами и бестолкового управляющего, он доверил контору и кассу самой серьезной помощнице – жене.

Но главным источником доходов оставалась, конечно, литература. Если Достоевскому с трудом удавалось выбивать из редакторов журналов и книгоиздателей по 150—250 руб. за печатный лист, то Лев Николаевич в полном соответствии со своей доктриной «драть» продал «Русскому вестнику» эпопею «Война и мир» по 500 руб. за лист и сам занялся подготовкой ее отдельного издания. Он лично вел учет затрат типографии, контролировал деятельность издателя, продажу книг и их состояние и движение на складах. Он рассчитал тираж, стоимость отдельного экземпляра и «свое спокойствие», стоившее ему, как он считал, лишних 5 %. Согласно калькуляции Толстого, издатель получал при этом 10 % с издания, книгопродавцы – 20 %.

В это время Лев Толстой ни на минуту не забывал о семье, в которой уже было 13 детей, и обслуживающем семью персонале – учителях, гувернерах (которым выплачивалось ежемесячно 30 и более руб.), прислуге, конюхах, кучерах и т. д. Его дворники и повара получали по 8 руб. наличными в месяц, а людям преклонного возраста граф платил пенсии.

Для содержания этого организма нужны были немалые средства. Толстой спешил заключить выгодный договор об издании своих сочинений в 11 частях. Получив за это 25 тыс. руб. чистыми, причем вытребовав их вперед, он первым делом погасил долг за купленный на Волге участок земли площадью 4,028 тыс. десятин. Отдал сразу 20 тыс., остальное выплачивал два года из расчета 6 % годовых. Внакладе не остался, поскольку земля была куплена по низкой (по меркам того времени) цене – 10 руб. 50 коп. за десятину. Затраты на обработку земли и уборку урожая вполне окупались выручкой от продажи пшеницы – до 3 тыс. руб. в год.

Еще более успешной стала сделка в Самарской губернии, где Толстой приобрел 1,8 тыс. десятин земли из расчета 8 руб. за десятину.

Оперируя суммами, которые не снились ни Гоголю, ни Достоевскому, ни даже Тургеневу, Лев Толстой вступал в договоры и сделки с издателями как автор жесткий, неуступчивый и предельно прагматичный. Ни о каком соглашении и речи быть не могло, если, например, в нем не предусматривалась выплата гонораров вперед, авансом. Лев Толстой диктовал размеры гонораров, отказывался от прежних обязательств («разрывал союзы»), если бывал недоволен условиями или расчетом причитающихся ему дивидендов. «Что наш расчет и дивиденд?» – сухо вопрошал автор «Войны и мира», торопя издателя «прислать то, что следует, в Москву».

Некоторые назовут циничной его игру с Катковым и Некрасовым, которым – обоим – он пообещал рукопись объемом в 20 листов. И даже отдав уже рукопись «Русскому вестнику» Каткова (500 руб. за лист, причем 10 тыс. руб. – вперед) и оставив за собой все права на печатание романа отдельной книгой, он продолжал игру: «манил надеждой» Некрасова, прекрасно понимая, что такие условия слишком тяжелы для «Современника».