Наталья Михайлова - Барков

В оде Баркова поистине вселенский размах. Бахус — не только «великою объемлет властью» «рюмки и стаканы, / Все плошки, бочки, ендовы». Он не только «Вина и пива покровитель», «трактиров, кабаков правитель». Бахус — «отрада шумного народа», он открывает пьяницам путь к счастью, он уничтожает какой-либо страх. И слушать свою громкую похвальную песнь Бахусу поэт призывает всех: и ничтожных мира сего блох, вшей и клопов («краса дражайшая толпы» с ними неразлучна), и кулачных бойцов, и подьячих. А сопровождать похвальную песнь Бахусу должен оркестр народных инструментов — гудок, бубны и рыли. Что такое рыля? В. И. Даль, заметив, что слово «рыля» — искаженное слово «лира», поясняет: «…музыкальное орудие, с которым ходят нищие чужеземцы, а на юге у нас и свои: три струны, по коим снизу ходит кружек, замест смычка, обращаемый лебедкою; пальцы левой руки перебирают и нажимают струны; с рылями старцы и слепцы поют малоруския думы» [193] Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 4. С. 118. . Если на рылях играют «чужеземцы» (пусть и нищие; ну и что, что нищие?), то оркестр Баркова — можно сказать, международный. А если в сопровождении рылей поют думы (а думы — «эпико-лирический жанр украинского словесно-музыкального народного творчества XV–XVII веков» [194] Литературный энциклопедический словарь. М., 1987. С. 102. , думы отличаются историческим содержанием), то песня — ода Баркова — приобретает в свою очередь лиро-эпический характер, исторический смысл.

На наш взгляд, Барков выступает здесь предшественником Державина, который сумел передать в своих стихах саму атмосферу XVIII века («столетье безумно и мудро» — так сказал об этом веке А. Н. Радищев):

Обобщение — в заключительной строфе оды Баркова: Бахус — творец войны и мира, судеб человечества и человека.

В «Девичьей игрушке» в разделе «Басни и притчи» помещен опус «Пьяная купчиха». В нем речь также идет о винном возлиянии. Но, само собой разумеется, это не ода Бахусу, а всего лишь забавная сценка, которая живописует купчиху, напившуюся в гостях допьяна и ставшую героиней любовного приключения. Зачин этого сочинения — рассуждение о купеческих женах, жеманящихся за столом, отказывающихся пить вино, а на самом деле с удовольствием его выпивающих:

А дальше, заметив, что «таким-то образом была одна беседа», Барков сообщает следующее:

«Детина щепетной» — значит, по «Толковому словарю» В. И. Даля, «причудливый, привередливый, взыскательный на мелочи, на пищу, разборчивый» [196] Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 4. С. 655. . Так вот, разборчивый детина был не промах, а купчихе «приятно пьяной то». Но и здесь она жеманится:

Испуганный любовник готов ретироваться, но купчиха его удерживает и успокаивает. Она, дескать, его, Ильича, вовсе даже и не знает:

…В нехорошей квартире на Садовой буфетчик встречается с Воландом. Воланд предлагает гостю чашу вина, учтиво осведомляясь, вино какой страны он предпочитает в это время суток. Буфетчик от вина отказывается. Воланд предлагает ему партию в кости. Буфетчик вновь отказывается, и тогда Воланд произносит запомнившуюся всем читателям романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» сентенцию:

«…что-то, воля ваша, недоброе таится в мужчинах, избегающих вина, игр, общества прелестных женщин, застольной беседы. Такие люди или тяжко больны, или втайне ненавидят человечество» [197] Булгаков М. А. Мастер и Маргарита. Роман // Ваш Булгаков. Литературно-художественное издание. М., 2016. С. 369. .

Нет, Барков не избегал вина, игр, общества прелестных женщин, застольной беседы. Он, слава Богу, не был тяжко болен (если, конечно, запои не считать болезнью) и, уж конечно, не ненавидел человечество. Барков прославлял и вино, и женщин. Правда, женщин он прославлял, скажем так, весьма своеобразно, воспевая главным образом их срамное место, в котором он «искал восторгов упоенья, / Неистовым исполненный огнем, / Он вопрошал источник наслажденья / И, закипев душой, терялся в нем…» (воспользуемся в данном случае стихами Пушкина из его поэмы «Гавриилиада» (IV, 113). Барков посвятил этому сокровенному месту оды, элегии, басни, притчи, эпиграммы, надписи, портреты, билеты, сонаты, рецепты, загадки, песни. Его Афродиты, его богини любви — обитательницы борделей, купчихи, попадьи, поповны, девки. На фоне любовной лирики его современников, воспевающих нежные чувства пастушков и пастушек, грустящих или резвящихся на зеленых лужайках рядом с пасущимися простосердечными овечками, грубая эротика Баркова выглядела особенно дерзко и вызывающе. Ни о каких моральных нормах здесь не было и речи. Стихотворения о женщинах соседствовали со стихотворениями о мужчинах. И в них Барков также славил «место роковое / Излишнее почти во всяком бое / … надменный член»… (опять же, «Гавриилиада» Пушкина, IV, 116). А какой эпитет в самом заглавии стихотворения — «Победоносному X.» Впрочем, этот же эпитет в заглавии другого стихотворения — «Победоносной героине П…» Излюбленные Барковым «персонажи» сражаются, спорят о первенстве, пишут письма друг к другу.