Коллектив авторов История - Идеал воспитания дворянства в Европе. XVII–XIX века

Примечательно, что начиная с середины XVIII века информация о покупках детских книг казацкой старшиной очень часто встречается в источниках. Детские книги в 1750‐х годов покупал лубенский полковник Петр Кулябка [171]. В 1789 году архимандрит Христофор Сулима писал своему брату Акиму, переяславскому помещику, что обязательно привезет гостинцы племянникам – каждому по «книге с картинками» [172]. Такое отношение к детским книгам, ставшее уже нормой в этой среде, объясняет замечание в воспоминаниях Андрея Стороженко, относящихся к концу XVIII века, о том, что в родительском доме он испытывал «ужасную нужду в самом необходимейшем для жизни», а именно не имел ни одной принадлежащей ему книги [173].

Все это свидетельствует о том, что в ряде семей казацкой старшины задачи домашнего воспитания решались с учетом достижений европейской культуры раннего Нового времени.

Следующий этап «программы» воспитания детей казацкой старшины предполагал обучение в одном из православных коллегиумов или в Киевской академии. Как уже отмечалось, в этих учебных заведениях были восприняты многие воспитательные и образовательные традиции гуманистических школ Европы, прежде всего иезуитских коллегиумов. Их важной характеристикой была фактическая ориентация на программу « Ratio Studiorum ». Во всех коллегиумах преподавались высшие дисциплины – философия и богословие. С конца 1730‐х годов в программу обучения постепенно включали предметы, ранее не преподававшиеся в этих школах, такие как новые языки. Безусловно, как и во всех учебных заведениях этого типа, образовательные задачи тесно переплетались с религиозно-нравственным воспитанием [174]. В Киево-Могилянской академии и православных коллегиумах из опыта иезуитской педагогики позаимствовали продуманную и разветвленную систему поощрений и наказаний учеников. Типичны воспоминания Федора Лубяновского, который писал, что окончил Харьковский коллегиум «с благоговением к Евангелию и учению церкви, с покорностию начальству и не от страха, а по чувству необходимости в руководстве». Лубяновский подчеркнул, что его не готовили к духовному званию. Он ощутил разницу в воспитании, поступив в университет, в котором, по его словам, никто не имел определенной цели (кроме студентов-медиков), а просто «все мы просвещались» [175].

Важно отметить, что, в отличие от духовных семинарий Российской империи, в православных коллегиумах и Киевской академии на протяжении всего XVIII века продолжали учиться дети казацкой старшины (дворянства). Хотя среди учащихся коллегиумов и Киевской академии в целом преобладали дети духовенства, в них учились также сыновья и рядовых казаков, и мещан, и крестьян [176]. Специальное исследование социального состава учащихся коллегиумов позволило опровергнуть распространенный в историографии тезис о том, что во второй половине века казацкая старшина «отвернулась» от этих учебных заведений [177]. Напротив, в воспоминаниях отмечалось, что и на рубеже XVIII – ХIХ веков дворянские дети по обыкновению учились в коллегиумах [178].

Существует множество свидетельств того, что в Киевской академии и коллегиумах очень внимательно относились к потребностям воспитания шляхетских детей. Известно, что создание и процветание коллегиумов были обусловлены значительными пожертвованиями от представителей разных слоев населения. В результате коллегиумы владели имениями (землями, угодьями, селами с зависимым населением), доходы от которых шли на удовлетворение потребностей учителей и обучающихся. Особенно богатые владения имел Харьковский коллегиум [179]. При этом у всех коллегиумов были меценаты, которые на протяжении значительного времени поддерживали именно сыновей обедневшей шляхты. Они перечисляли деньги на содержание детей, одежду, покупку для них собственных учебных книг. Наиболее ярким примером такой благотворительности является огромная и разнообразная помощь Харьковскому коллегиуму представителей нескольких поколений династии князей Голицыных, которая длилась на протяжении всего XVIII века [180]. В 1802 году князь Александр Михайлович Голицын (бывший русский посол во Франции и Англии, вице-канцлер) писал руководству коллегиума о необходимости по-прежнему принимать на учебу детей дворян, отмечая, что для них существует «недостаточное количество» училищ [181].

Имеются подтверждения того, что в коллегиумах к детям из старшинских семей применяли и некоторые особые воспитательные приемы. Например, ученикам из знатных семей адресовали письма-увещевания преподаватели и даже руководители коллегиумов. Так, в феврале 1764 года ректор Харьковского коллегиума Иов Базилевич написал письмо ученику Симеону Шабельскому, отпрыску известной на Слобожанщине дворянской семьи (на латыни) [182]. Ректор рекомендовал ученику «благочестие, страх Божий и прилежание к наукам» [183]. Общая тональность письма – забота и дружеская поддержка, которую подчеркивала и подпись: «От души тебе благожелающий».

Учителя коллегиумов и академии (среди них были и дворяне по происхождению) проявляли большой интерес к книгам по педагогике вообще и воспитанию дворян, о чем свидетельствуют их личные библиотеки и переводческая деятельность. Например, Михаил Ковалинский, известный как биограф выдающегося украинского философа Григория Сковороды, выступил переводчиком изданий, ставящих вопросы целей воспитания знатной особы [184].

Вполне закономерно, что в XVIII веке можно наблюдать сложившиеся династии казацких старшинских семей, представители которых традиционно учились в коллегиумах и Киевской академии. Некоторые исследователи подметили, что в отличие от академии, которая привлекала детей знатных персон, в коллегиумы шла менее родовитая украинская казацкая шляхта [185]. Действительно, в Черниговском коллегиуме учились такие старшинские династии, как Тризны, Шубы, Жураковские, Комаровские, Стаховичи, Борозны, Лизогубы, Стороженки, в Харьковском – Двигубские, Буткевичи, в Переяславском – Базилевичи, Исаевичи, Петровские-Бахчевские, Лебедевы. В этой связи подчеркнем, что «латинское образование», охватившее последовательно несколько поколений многих старшинских семей, представляло уже довольно значительное культурно-педагогическое явление, укоренившееся и приобретшее свои особенности. Слой людей, вовлеченных в процесс «вестернизации», был достаточно широким. При этом важно, что «латинское образование» не насаждалось и не стимулировалось какой-либо инициативой «сверху», а было проявлением потребностей и устоявшихся образовательных традиций, представляло собой реализацию культурных запросов данного социального слоя. Это объясняет многочисленные ремарки в воспоминаниях о том, что такое коллективное воспитание в среде казацкой старшины считалось предпочтительнее частных пансионов, уже возникших в это время на украинских землях [186].