Евгений Ерёмин - Царская рыбалка, или Стратегии освоения библейского текста в рок-поэзии Б. Гребенщикова

Появление этой песенной формулы в контексте слов Господа, на наш взгляд, не случайно. Она отсылает к уже порядком стёршейся в массовом сознании фабуле одноимённого телеспектакля (реж. М. Захаров, А. Ширвиндт, Н. Марусалова (Иваненкова)), вышедшего на экраны в 1974 году, после премьеры в московском Театре Сатиры.

[Электронный ресурс] Режим доступа: http://www.kino-teatr.ru/teatr/movie/5768/annot/

«Проснись и пой» – песня молодой и веселой героини, которая привносит в живущий привычным, устоявшимся бытом дом, любовь и радость. Жизнь семьи переворачивается с ног на голову, героиня заставляет окружающих посмотреть на себя новыми глазами, и измениться. Гребенщиков же, помещая слова песни в уста Господа, актуализирует не образ героини, а функцию бодрствования. То, что сегодняшним массовым слушателем воспринимается маркером лицемерно-оптимистичной советской идеологии, было чем-то противоположным для думающего зрителя «застойной» эпохи, чуткого к эзопову языку сатиры. БГ как бы синтезирует обе рецепции, онтологизируя их, обнаруживая в них архетипический мотив бодрствования. Религиозная составляющая этого мотива вмещает в себя и бытовую, и, социальную линии.

Любопытно, что эта поэтическая формула востребована и более молодыми исполнителями (рэп-группа «Каста», песня «Проснись и пой», альбом «Быль в глаза», 2008). Они так же, как и БГ уходят от её буквального клишированного смысла и насыщают социальным, онтологическим значением.

Каста. Проснись и пой.

[Электронный ресурс] Режим доступа: http://www.raptexts.ru/Kasta_Prosnis_i_poj.html

Термин «советский текст» мы используем здесь в значении, аналогичном значению, подразумеваемому в терминах «петербургский», «пушкинский» и др. тексты. «Советский текст» в песне обнаруживается и в следующей строфе: «Но пока я пою, я поверну эти реки вспять». Один из самых грандиозных утопических советских геоэкономических проектов, который мог бы привести к нарушению естественного порядка вещей – «поворот северных рек вспять», у БГ становится метафорой его восстановления – пробуждения от сна, воскресения из смерти. Любопытно, что образ текущих вспять рек используется БГ ранее, в песне «Стучаться в двери травы» («Десять стрел», 1986) в качестве метафоры искажённой картины мира: «Я видел, как реки идут на юг, / И как боги глядят на восток. / Я видел в небе стальные ветра, / Я зарыл свои стрелы в песок». В контексте творчества БГ в целом появление в более поздней песне «Дарья» этого образа прочитывается как исправление, возвращение к истинному ходу вещей.

Выражение возникло из евангельского сюжета «о предательстве одного из двенадцати учеников Иисуса – Иуды Искариота; своего учителя он предал за тридцать сребрянников иудейским первосвященникам; приведя стражу в Гефсиманский сад, где находился Иисус, Иуда сказал, что того, кого он поцелует, нужно взять, и тот час подошёл к Иисусу и поцеловал его (Мф. 26:48-49; Мк.14:44; Лк.22:47). Имя Иуды стало синонимом предателя; выражение “иудин поцелуй” употребляется в значении: предательский поступок, лицемерно прикрытый проявлением любви, дружбы». (См.: Ашукин Н. С., Ашукина М. Г. Крылатые слова: Литературные цитаты; Образные выражения. 4-е изд., доп. М.:, 1987. С. 151.)

Темиршина О. Р. Символы индивидуации в творчестве Б. Гребенщикова // Русская рок-поэзия: текст и контекст: Сб. науч. тр. Екатеринбург; Тверь, 2008. Вып. 10. С. 220 –221.

Темиршина О. Р. Указ. соч. Там же.

Если обратиться к тексту творчества БГ в целом, то можно найти любопытное подтверждение этой мысли – в каламбуре из песни «Три сестры» («Навигатор», 1995): «Кто зажёг в тебе свет – обернётся твоей тенью, / И в ночной тишине вырвет сердце из груди» (320).

Наряду с этим здесь, как нам видится, имплицитно присутствует и одна из главных евангельских заповедей: «Любите врагов ваших». Если «иудин поцелуй» является метафорой греха вообще, то «поцелуй Христа» – это метафора любви и всепрощения.

В книге «Аквариум. Тексты ХХ века» (СПб.: «Геликон Плюс», 2001. С. 226.), как и в звучащей песне концевая рифма этих строк звучит несколько иначе – «звать» – «знать».Это позволяло сделать два предположения: первое – БГ использовал здесь омонимичную рифму («звать» в значении обращении по имени, и в значении «окликать») или же в «Книге Песен БГ» допущена опечатка. На наш вопрос по этому поводу Гребенщиков в приватной переписке ответил, что «канонический вариант – “я не знал, как тебя знать”».

CD БГ. «Лилит», 1997. Solyd Records, 1997. Звуковой вариант зафиксирован в книге: Аквариум. Тексты ХХ века. СПб.: «Геликон Плюс», 2001. С. 226.

Что касается простора для интерпретации, то он, действительно, велик. Так, например, О. Э. Никитина, вслед за А. Кушниром, высказавшим мнение, «что идея Белой Богини (Великой Матери), сформулированная Грейвсом, оказала немалое воздействие на творчество Гребенщикова, что особенно отразилось в сольной работе 1997 года “Лилит” – её идее, оформлении и собственно названии» (См.: Кушнир А . 100 магнитоальбомов советского рока. Избранные страницы истории отечественного рока. 1977 –1991: 15 лет подпольной звукозаписи. М.: ЛЕАН, АГРАФ, КРАФТ + , 1999. С. 188), пишет, что несмотря на то, что в «том варианте книги Грейвса, который известен автору статьи, имя Лилит не упоминается. <���…> есть все основания считать Лилит Лунной богиней (её метафорическое название в астрологии – Черная Луна), а значит, и Белой богиней». Она утверждает, что альбом «Лилит» «стал кульминацией мифа о Белой богине в творчестве Б.Г.» Ссылаясь на, очевидно, авторитетное для неё мнение Р. Грейвса («показателем поэтического видения является точность, с которой поэт изображает Белую богиню...»), исследовательница делает оптимистический вывод: «Б.Г. не только посвятил ей свою поэзию и изобразил ее с удивительной точностью, но и сам стал со-творцом мифа о Белой богине». (См.: Никитина О. Э . Белая богиня Бориса Гребенщикова // Русская рок-поэзия: текст и контекст: Сб. науч. тр. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2001. Вып.5. С. 159 –160, 162), О. Р. Темиршина, соглашаясь с тем, что женское имя культурного персонажа у БГ именно Белая богиня, тем не менее, полемизирует с О. Э. Никитиной: «Белая Богиня – это всего лишь “имя”, которое, как замечает исследовательница, само оказывается “нечетким” и часто подменяется иными именами (муза, зима, цыганка и др.). Значит, здесь дело не только в самом имени (которое, может быть, является всего лишь элементом более общего ряда) – а в функциях, которые связаны с этим именем». Выход Темиршиной видится в аналитической психологии Юнга: «Возможно, что сама Белая Богиня является манифестацией более общих функций, которые соединяются в едва уловимом женском архетипе-символе, названном Юнгом анима». И далее исследовательница делает, на наш взгляд, очень важный и правильный вывод, который, к сожалению, не получает должного развития: «Единение “двоих в одном” является архетипическим мотивом и может, как было уже отмечено, трактоваться в разных культурных ключах». (См.: Темиршина О. Р . Символы индивидуации в творчестве Б. Гребенщикова // Русская рок-поэзия: текст и контекст: Сб. науч. тр. Екатеринбург; Тверь, 2008. Вып. 10. С. 129). На наш взгляд, здесь можно и должно говорить о «спектре адекватности» (И. Есаулов) интерпретации тексту, языка описания – языку текста.)