Барт Эрман - Триумф христианства [Как запрещенная религия перевернула мир] [litres]

Апологеты не только защищались от обвинений в безбожии; нападали они и на языческих богов, выдвигая против них весь свой арсенал насмешек и сарказма. Из мифов, которые рассказывают нам Гомер, Гесиод, Овидий, Вергилий и другие, ясно видно, что языческие божества неблагородны духом, ревнивы, завистливы и мелочно тщеславны. Они предаются распутству, сражаются между собой и ранят друг друга, насилуют женщин; они – воры, прелюбодеи, лжецы и убийцы. Неужто кто-то всерьез считает, что такие боги заслуживают поклонения?

Более того: по словам апологетов, язычники верили, что их идолы, изготовленные из дерева, камня или металла, и есть боги. Для христиан это было очевидной нелепостью. Статуя никак не может быть богом! Как пишет Тертуллиан, статуи «по материалу сестры сосудам и иной обыкновенной домашней утвари» («Апология», 12). По словам языческого автора Цельса, христиане иногда встают возле статуи какого-нибудь бога и громогласно восклицают: «Смотрите: я оскорбляю и бью эту статую, а она ничего не может мне сделать, ибо я христианин!» [206]. С точки зрения Цельса это нелепость: ведь статуя – не бог, а лишь физическая репрезентация божества. Однако христиане в течение многих столетий находили вполне убедительным этот аргумент: язычники создают материальные предметы, а затем поклоняются им как богам.

Где доказательства, что боги обрушивают на землю бедствия от того, что им не поклоняются христиане? Если это так, почему же катастрофы регулярно случались и тогда, когда христиан еще не было?

Или и того хуже: на самом деле они поклоняются демонам. Немалая часть христианского предания настаивает на том, что боги язычников – не кто иные, как падшие ангелы, демоны, которые вселяются в идолов и требуют поклонения себе. Множество христианских историй посвящено тому, как экзорцисты изгоняли демонов из культовых статуй и подчиняли их воле Божией. Как писал епископ III века Киприан Карфагенский:

Приди – и увидишь, как ползают перед нами на коленях те, перед кем стоишь на коленях ты, как страшатся нас те, кого ты обожаешь и страшишься. Увидишь, что те, на кого ты взираешь, как на господ, под нашей рукой стоят недвижно, дрожа, как пленники. Несомненно, ты убедишься в своих заблуждениях, когда увидишь и услышишь, как твои боги откроют нам на допросе, кто они, и даже в твоем присутствии не смогут скрыть своих обманов и уловок («Послание к Деметрию», 15).

Христианам приходилось защищаться не только от судебных обвинений в непочтении к богам, но и от широко распространявшихся слухов об аморальности и распутстве – очень напоминавших те подозрения, что возбуждали во II веке до н. э. почитатели Вакха, а также последователи других тайных культов в империи. Эти обвинения особенно возмущали апологетов: они писали, что их противники-язычники валят с больной головы на здоровую, приписывая христианам все то, что творят их собственные боги, – ведь это языческие божества, а вовсе не христиане, спят со всеми подряд, насилуют и предаются кровосмешению. У христиан, напротив, этические стандарты чрезвычайно высоки – и этим они заслуженно гордятся. От распутства, писали апологеты, они настолько далеки, что считают грехом не только прелюбодеяние, но и любую внебрачную связь; более того, не только незаконные связи, но и сама похоть у них под запретом. Для античности это в самом деле была уникально высокая моральная планка.

Некоторые христиане настаивали на том, чтобы сурово ограничить даже секс в браке. Как пишет Афинагор: «Крестьянин сеет в почву зерно и затем ждет всходов, а не тревожит землю, засевая ее снова и снова. Так и нам надлежит удовлетворять свои страсти лишь в тех пределах, в каких это необходимо для зачатия детей» («Прошение», 33). Впрочем, некоторые христиане заходили даже дальше: сознательно до конца жизни оставались девственниками. И даже женатые, писали апологеты, рассматривали второй брак после смерти супруга как прелюбодеяние. Из всего этого апологеты заключали: похоже, в вопросах секса и брака христиане – самые строгие праведники на всем белом свете.

Порой христиане защищались и от обвинений в убийстве младенцев и каннибализме, однако по большей части апологеты просто отмахивались от них, как от очевидной нелепости. Снова и снова они указывали: христианские моральные стандарты даже намного строже общепринятых в языческом мире. Язычники наслаждаются кровавыми представлениями, в ходе которых гладиаторы убивают друг друга на арене, а безоружных преступников бросают к кровожадным диким зверям. Христиане же считают недопустимым отнимать у кого бы то ни было жизнь – драгоценный дар Божий.

Что же касается младенцев, апологеты настаивали на том, что христиане, напротив, с невиданным прежде пылом защищают новорожденных. Только для христиан совершенно неприемлемо и убиение нежеланных детей во чреве и выбрасывание там, где их подбирают торговцы живым товаром. Более того, если христиане верят в грядущее воскресение мертвых, как может им прийти в голову пожирать других людей, превращая свое тело в гробницу для их тел?

Христианские апологеты не только защищались от обвинений язычников, но и переходили в наступление, предлагая доказательства превосходства своей веры. Христианство лучше других религий не только потому, что все другие нелепы и смешны, хотя для апологетов, несомненно, так и было. Оно действительно обладает высочайшими достоинствами.

Для большинства ранних христиан превосходство их религии было очевидно, – иначе они не обратились бы. Как мы уже видели, чаще всего людей убеждали христианские рассказы о чудесах. При поддержке своего бога христиане способны были совершать чудесные исцеления и впечатляющие изгнания демонов. Христианский бог сильнее всего, что может предложить язычество, – это был убедительный апологетический аргумент.

Некоторые апологеты – особенно Иустин – выдвигали еще одно доказательство: жизнь Иисуса и история христианского движения были абсолютно точно предсказаны еврейскими пророками столетия назад.

Иустин написал две апологии, дошедшие до нас, и еще одну книгу, под названием «Диалог с Трифоном». Апологии обращены к читателям-язычникам и имеют целью доказать превосходство христианской веры. «Диалог» же стремится показать превосходство христианства над иудаизмом, хотя и его аргументация, возможно, более убедительна для язычников. В этом диалоге, по словам Иустина, он воспроизводит свой реальный диспут с ученым иудейским учителем Трифоном, с которым они спорили о значении множества текстов Писания. В каждом спорном случае Иустин считает, что в текстах содержатся предсказания или пророчества об Иисусе и христианской религии. Трифон спорит с его аргументами. Поскольку о диспуте рассказывает Иустин, можно не спрашивать, кто в конце концов выходит победителем.