Алек Эпштейн - Забытые герои Монпарнаса [Художественный мир русско/еврейского Парижа, его спасители и хранители]

Ил. 55 . Обложка книги Фернанды Оливье «Пикассо и его друзья». Olivier Fernande. Picasso et ses amis (Paris: Stock, 1973). На обложке — фрагмент картины Пабло Пикассо «Автопортрет с палитрой», 1906 г.

Предысторию интереса Стайнов к Пикассо воссоздал Патрик О’Брайен, процитированный Норманом Мейлером в крайне субъективной, но пытающейся ухватить самую суть личности великого художника книге:

Лео и Гертруда Стайн, прогуливаясь по улице Лафитт, увидели в магазине Саго два рисунка, которые им понравились. Кто был автором первой работы, мы не знаем, автором второй был Пикассо. Стайны купили картину первого и заинтересовались вторым, и тогда Саго направил их к Эжену Сулье, который, сообразив, что перед ним американцы, запросил за Пикассо столько, сколько Воллар спрашивал за Сезанна, которого Стайны тогда у него купили. Они вернулись к Саго, который рассмеялся и сказал, что через несколько дней у него будет большой Пикассо, специально для них и за разумную цену. Когда они снова пришли на улицу Лафитт, дилер показал им «Девочку с цветочной корзиной» — портрет худенького, капризного, черноволосого ребенка, этакого голого червячка, но с маленьким ожерельем и лентой в волосах. Девочка угрюмо смотрит на художника, она стоит на чем-то рыжевато-коричневом и держит в руках корзиночку с красными цветами, сверкающими на серо-голубом небе. Гертруде Стайн картина не нравилась, она находила отталкивающими длинные ноги и ступни ребенка, но брат ее уговорил. Были заплачены сто пятьдесят франков, и Лео Стайн отнес «Девочку» домой на улицу Флёрю, присоединив ее к Сезанну, Гогену и Матиссу. Некий французский писатель, их знакомый, отвел Стайнов в студию к Пикассо, и они немедленно накупили у него работ на восемьсот франков 188.

Чтобы понять, что значили тогда для Пикассо восемьсот франков, нужно представлять, кому и за сколько продавал он тогда свои работы. Основными его покупателями были тогда как раз Эжен Сулье и Кловис Сaго 189. Эжен Сулье, в прошлом ярмарочный силач, держал лавочку на улице Мартир рядом с тем входом в цирк Медрaно, куда пускали бедноту; он продавал ткань для матрасов и постельных принадлежностей. Так он познакомился с художниками, покупавшими у него холст для картин. Картины он начал продавать почти случайно, относясь к искусству не сказать чтобы бережно: он ставил работы прямо на тротуар перед лавочкой, совершенно не обращая внимания, идет ли дождь или снег. Покупая, он никогда не давал больше ста франков за одну работу, но платил сразу и наличными. Он имел несколько постоянных покупателей — любителей искусства. Андре Левель с иронией вспоминал: «Перед обедом и ужином приходилось бежать к нему!» Приходилось и Пикассо: оставаясь без гроша в кармане, он отправлял Макса Жакоба к папаше Сулье со стопкой гуашей и рисунков, уверенный, что к обеду поэт вернется с корзиной продуктов. Скрепя сердце М. Жaкоб отдавал гуаши по 3 франка за штуку, а рисунки — по 10 су! Кловис Сaго начинал пекарем, и почему занялся торговлей картинами, неизвестно, может быть, просто подражая своему брату Эдмону, продававшему эстампы на улице Шaтоден. В отличие от папаши Сулье, он знал толк в живописи и любил ее. Приветливый и приятный в общении, он обладал большим мастерством эксплуатировать художников, особенно когда видел, что они загнаны в угол материальными трудностями. В своей лавочке на улице Лaфитт (прежде там находилась аптека, и он также продолжал торговать мармеладом и пастилками от кашля) Сaго собирал работы неординарных художников, среди которых были Морис Утрилло, его мать Сюзaнна Вaлaдон и Пикассо. Он не получил никакого образования, но удивительный дар побуждал его выбирать самые смелые произведения, предвещавшие искусство будущего. Оценив талант Пикассо, Саго эксплуатировал его самым бессовестным образом. Соединяя цинизм с наивностью, Сaго иногда приходил к Пикассо с букетом цветов из своего загородного сада: «Вот, держите, можете сделать с них этюд, а потом подарить его мне». Однажды, оказавшись совсем без средств, Пикассо предложил ему отобрать интересовавшие его работы непосредственно в своей студии. Торговец отобрал несколько картин и предложил Пабло за все 700 франков, от чего художник отказался, сочтя эту скромную сумму совершенно недостаточной. Через несколько дней, истерзанный безденежьем, Пикассо снова пришел на улицу Лaфитт. Увидев его, Сaго сразу понял, в чем дело, и предложил уже лишь 500 франков. Пикассо выбежал в ярости. На следующий день он опять пришел, но Саго дал ему за все лишь 300 франков. Несчастный Пабло, испив чашу унижения до дна, вынужден был согласиться... Встреча со Стайнами, которые стали регулярно приобретать его работы, была радостной неожиданностью для художника, потому что у него появилась возможность существенно поправить свое материальное положение.

Однако дело было не только в деньгах. Портрет Гертруды, над которым Пикассо, рисовавший обычно очень быстро, неправдоподобно долго работал в 1906 году, стал началом их близких отношений. Норман Мейлер написал о Гертруде Стайн и месте, которое она заняла в жизни Пикассо, чрезвычайно экспрессивно:

Существование этой женщины в жизни Пикассо изменило его представления о Вселенной. <...> Пабло и Гертруда, пройдя через бесконечно долгое позирование, вступили в безмолвную психическую связь. При этом общении они должны были ощутить, что наконец-то встретили человека с равными амбициями... В это же время Пикассо пишет автопортрет почти такого же размера. Вот он, ее младший брат, ее мужская маска. Он выглядит затравленным. Он прячется и от себя, и от нее 190.

На этом портрете будущая знаменитая писательница сидит на диване, слегка наклонившись вперед, смотря в сторону от зрителей. Одежда, окружающая обстановка, как и сам ее облик, подчеркнуто скромны и непритязательны — ей чужда погоня за внешним блеском, она стоит выше суеты. Вся обратившись во внимание, слегка сощурившись, она всматривается вдаль. Ее черты — прямые, тщательно выписанные, волевые, немного острые, жесткие, но прекрасные в своем возвышенном напряжении, демонстрируют силу и масштаб ее мыслей, интеллектуальный накал ее сознания. В 1906 году Гертруде Стайн было немногим более тридцати, но перед нами предстает женщина, которой уже открылись глубины мудрости, и поэтому она выглядит существенно старше своего возраста. Все окружающие предметы словно меркнут в потемках на фоне ее непропорционально крупного, в чем-то сурового, внешне некрасивого, но озаренного внутренним светом лица и крепких рук. Эту картину можно назвать пророческой, ведь Пикассо удалось узнать в своей новой знакомой выдающуюся личность задолго до того, как она стала известной писательницей. И не ошибся.