Гоар Маркосян-Каспер - Краткие либретто опер Россини

Лестер препоручает заботу о Матильде Энрико, а сам отправляется на поиски Норфолка, он хочет посоветоваться с герцогом, которого считает своим вернейшим другом.

И вот уже Лестер рассказывает Норфолку историю своего знакомства с Матильдой: там, в Шотландии, ураган разлучил его с его солдатами, он заблудился, его приютил пастух, в хижине которого он увидел девушку, вроде бы дочь хозяина; любовь сразила его с первого взгляда, он надумал жениться, и смущенный пастух открыл ему страшную тайну, поведав, что юноша и девушка, живущие в его хижине – королевские дети… Норфолк подбадривает Лестера, пусть он рискнул карьерой и жизнью, но любовь его оправдывает, он уверяет графа в своей дружбе, однако не успевает тот уйти, как злодей — а он и вправду выведен эдаким оперным злодеем — кидается к королеве, спеша наябедничать. С лицемерными выражениями сочувствия и понимания он разбивает сердце Елизаветы.

Королева убита горем, но затем ее охватывает жажда мести, она приказывает позвать Лестера и привести шотландцев-пажей, среди которых быстро распознает свою счастливую соперницу. Вначале, впрочем, она не подает виду, а обращается к Лестеру, объявляя, что его ждет награда за спасение королевства, по ее знаку вносят некий предмет, королева срывает с него покрывало, это корона. Елизавета предлагает Лестеру стать ее мужем и королем. Тот теряется, потом отнекивается, скромный вассал, дескать, недостоин трона, королева выходит из себя, разоблачает тайных супругов и приказывает их арестовать.

Норфолк торжествует, он уже упивается грядущими почестями, первым местом при дворе и, кто знает, может, ему суждено даже подняться на трон… Но тут Гульельмо разрушает его надежды, королева не желает его видеть и слышать и предписывает ему покинуть двор. Норфолк удаляется в растрепанных чувствах.

Покои королевы. Елизавета велит привести Матильду и затем Лестера. Она предлагает девушке в обмен на жизни Лестера, Энрико и свою отказаться от прав на сердце графа. После недолгого сопротивления Матильда подписывает «отречение».

Вводят Лестера. Елизавета демонстрирует ему подписанную Матильдой бумагу и предлагает сделать то же самое. Возмущенный и оскорбленный граф отказывается.

Возле тюрьмы, в которую бросили Лестера, собрался народ, солдаты горюют о своем любимом командире, которому грозит смерть. Показывается Норфолк, уязвленный пуще прежнего отлучением от двора, он мечтает отомстить. Подслушав разговоры собравшихся, он моментально соображает, как воспользоваться общей любовью к опальному графу себе на благо, и принимается убеждать народ освободить генерала силой, отличная идея, он накажет тем самым неблагодарную королеву и окончательно погубит Лестера. Народ колеблется, ведь это бунт, но немного демагогии, и Норфолку удается уговорить людей пойти за ним.

Лестер в тюрьме. Входит Норфолк, с ним несколько человек, которым он приказывает разобрать стену, за ней камера, где находятся Матильда и Энрико, Лестер встречает «спасителя» настороженно, подозревая, что именно Норфолк его выдал, но лицемеру удается его разубедить. Однако следующий шаг коварного герцога кончается провалом, Лестер отказывается возглавить пришедший его освободить народ, он не бунтовщик и будет верен трону в любом случае, даже если эта верность будет стоить ему жизни.

Неожиданно открывается потайная дверь, входит королева. Норфолк прячется в тень, как и Матильда с Энрико, которые уже перебрались сквозь отверстие в стене в камеру Лестера. Королева объявляет графу, что суд приговорил его к смерти, но она, Елизавета, не в состоянии утвердить приговор и пришла, чтобы дать ему бежать. Лестер отказывается, если он убежит, люди сочтут его бунтовщиком, он предпочитает умереть, просит только пощадить Матильду и Энрико. Королева качает головой, это невозможно, Норфолк уже обвинил их перед судом, как сообщников генерала по государственной измене. Норфолк?! Простодушный граф поражен, Елизавета резко высказывается в адрес вероломного Норфолка, тот, поняв, что все пропало, пытается убить королеву, но подоспевший Энрико обезоруживает его. Герцог схвачен, Лестер с Матильдой и Энрико прощены, остается только послушать финальную арию королевы.

Как нетрудно заметить, две главные мужские партии в опере отданы тенорам, но опрометчиво было бы полагать, что причины этого лишь творческие. Дело в том, что в Неаполе на тот момент были в избытке тенора, а с подходящими низкими голосами обстояло хуже. Конкретнее, в Неаполе подвизались самые известные тенора своего времени: Мануэль Гарсия, которого (цитируя Джакомо Лаури-Вольпи) считают «главой вокальной школы, заложившим основы великой итальянской традиции в пении», Джованни Давид и Андреа Ноццари. На них Россини и ориентировался, ибо в те времена композитору, будь он трижды велик и знаменит, приходилось сочинять для тех певцов, которых ему мог предложить театр, в «Елизавете», в частности, пели Гарсия и Ноццари. Увы, эта ситуация имела печальные для нас последствия, Россини написал целую серию опер с двумя большими теноровыми партиями («Отелло», «Гермиона», «Дева озера» и т.д.), которые в наше с вами небогатое россиниевскими тенорами время весьма сложно поставить, и даже когда это удается сделать, впечатление остается совсем не то, что от пения Гарсии и его коллег. Помимо прочего, в «Елизавете» Россини применил нововведение, он написал вокальные партии со всеми украшениями. Что это значит? Дело в том, что по общепринятой в то время практике, сложившейся еще в предыдущем веке, украшения были в воле певцов, они изобретали всяческие виртуозные пассажи, разные рулады, трели, и тому подобное, следуя собственному вкусу и, что самое важное, приспосабливая их к собственному голосу, дабы подать его в наилучшем виде. И вот Россини написал все фиоритуры сам и потребовал, чтобы певцы следовали партитуре. Стендаль полагает, что толчком к этому послужило исполнение кастрата Джованни Веллути, который в партию Арсаче («Аврелиан в Пальмире») ввел столько собственных украшений, что музыка автора стала совершенно неузнаваема. Так или иначе, начиная с «Елизаветы», Россини упразднил самодеятельность певцов, что, конечно, прекрасно, ибо благодаря этому творения композитора сохраняли первозданную целостность, но поскольку писал он эти партии для непревзойденных мастеров, они оказались почти недоступными для исполнения.

То же самое, естественно, относится и к партиям, написанным для Кольбран. По свидетельствам современников у нее был голос огромного диапазона, охватывавший почти три октавы, она могла петь как партии, предназначенные для легкого сопрано, так и таковые для контральто (не говоря уже о безупречном владении бельканто), и Россини писал для именно этого голоса, что отнюдь не облегчает задачу теперешних певиц.