Юлия Дягилева - Неизвестные байки старого Петербурга

Промышлявшие льдом умельцы схватились за голову, когда увидели последствия природных катаклизмов. Мало того, что едва начавший созревать чистый лед стихия беспощадно разметала в пыль. Это еще можно было бы пережить — новый морозец схватит, и все снова вырастет. Так ведь наводнение и ветер еще передвинули их участки за оговоренные в контракте границы аренды — туда, где работать ледяным предпринимателям дозволено не было. В отчаянии, что их деньги в буквальном смысле уплыли из рук, промышленники бросились в управу и потребовали вернуть им деньги, которые они уплатили за аренду. Но получили отказ. Когда же коммерсанты начали возмущаться произволом и несправедливостью, какой-то из важных чинов посоветовал им подать в суд. Приободренные промышленники уже бросились было выполнять совет, но призадумались: а на кого жаловаться? Их советчик на такой вопрос сделал весьма удивленный вид и ответил:

— Как на кого? Разумеется, на петербургскую погоду, она во всем виновата — с нее и спрос.

Как-то раз в начале XX века один петербургский владелец бань обнаружил, что посещаемость его заведения, а вместе с ней и доходы от предприятия заметно упали. Спустя некоторое время выяснилось, что где-то у Нарвских ворот в банях конкуренты установили аппарат, автоматически выдающий публике веники. После ночи тяжких раздумий о том, как бы заткнуть нарвских банщиков за пояс, он придумал соорудить машину, которая продавала бы посетителям мыло, да еще и двух сортов: за 3 копейки — кусок обыкновенного мыла, а за 5 копеек — яичного. «Сей самый аппарат должон собирать множество народа, и мои бани заторгуют на славу!» — радовался Степан Матвеевич. К тому же, изобретение, по его расчетам, не оставляло хозяина внакладе. Сам агрегат было решено сделать из старого одежного шкафа с проделанными в задней стенке отверстиями для опускания монет и выбрасывания мыла. Поскольку «внутренней механизмы» изобретатель не придумал, то пришлось обойтись хитростью, а именно посадить внутрь своего человека, парильщика Егора. За обещание, что никто не будет знать, что в автомате кто-то сидит, хозяин предложил парильщику еще и «легкий доходец» от этого дела:

— Нет-нет — да и не давай куска мыла, словно бы что в механизме застряло, глядишь, вторую монету опустят. Но только не переусердствуй, а то обозлишь публику, она и аппарат сокрушит, и тебе ребра поломает.

На следующий день аппарат поставили под воротами около общей кассы с надписями на отверстиях и пояснениями.

— Вот так новости, — заговорили местные обыватели, — у Нарвских ворот веники автоматически выдают, а тут мыло. Скоро машиной мыть и парить додумаются.

Первым покупателем мыла у агрегата был мастеровой, который, опустив монетку в щелку для трех копеек, «неожиданно» получил от Егора кусок простого мыла.

— Ловко, — восхитился парень, стараясь заглянуть в отверстие. Но тут его оттолкнул от автомата приятель и бросил пятак. «Надо нажить чего-нибудь, пока дело на мази», — решил парильщик и мыла давать не стал.

— Застряло, — констатировали окружающие. — А ты попробуй вдарь слегка по стенке.

Безрезультатно поколотив шкаф, парень сунул палец в отверстие, откуда должно было появиться мыло. Егор не растерялся, поплевал на мыльный кусок и провел по пальцу. Все решили, что мыло просто застряло на выходе.

— Гвоздем бы, — посоветовали сочувствовавшие. Гвоздя под рукой не оказалось, но нашли небольшую веревочку, которой, сделав петлю, страдалец попытался подцепить причитающийся товар. Егор, чтобы «затуманить» историю, на всякий случай втянул веревочку в автомат. Со словами «Тьфу, нечистая!» парень отпрянул и куда-то убежал. Охотников автоматически купить мыло не убавилось, и каждый норовил как-нибудь обмануть аппарат. Одна мадам, бросив копейку и, естественно, ничего не получив, заколотила по агрегату: «Копейку хоша отдай!» — «Брысь!» — сказал автомат. Народ, конечно, глаза вытаращил и ушам своим не верил. Но продолжал толпиться. Какой-то мальчишка сунул три копейки в отверстие для пятикопеечных монет и, к своему удивлению, получил плитку простого мыла. «Здорово, приказчика овощной лавки быстрее надуешь!» — восхитились вокруг.

Неожиданно вернулся парень «с веревочкой», раздобыв где-то длинную и узкую стамеску, и начал тыкать ею в отверстие. Шкаф мал, от стамески никуда не спрячешься, пришлось «механизме» выдать клиенту законный кусок мыла. «Здорово! — задышала толпа. — Давай еще!» «Затыканный» Егор, думая нейтрализовать дальнейшее ковыряние инструментом, выбросил и второй кусок мыла. Но публику уже было не остановить. «Еще!» — требовали любители помыться. «В брюхо, идолы!» — завопило содержимое автомата и ухватилось за стамеску. «Вот так механизма! Тычь его, тычь!» — раздалось в ответ. Завязалась борьба. Шкаф-автомат, издавая ругательства, танцевал на месте, а счастливая галдящая публика раскачивала его еще сильнее. К счастью для Егора, из кассы на шум выскочил артельщик, которому с большим трудом удалось всех отогнать и извлечь наконец из шкафа истерзанного парильщика.

— Замучили, не могу больше. Жилет стамеской ободрали, руки изрезали, головой о стены настучался, — чуть ли не прорыдал он и наотрез отказался далее исполнять почетную роль «механизма».

Аппарат, конечно, убрали, а при входе повесили большую надпись: «За порчей механизма автомата больше нет». Но еще на протяжении нескольких месяцев в эти бани люди приходили не только попариться, но и справиться о здоровье агрегата, в надежде, что тот все-таки решится заступить на трудовую вахту.

Мечта разбогатеть одним махом, вероятно, всегда жила в русском характере. Идея эта толкала людей на самые невероятные изобретения. Сто лет назад в петербургских газетах появилось объявление: «Сделаю алмаз стоимостью в десять миллионов рублей, обращаться к Тимофею Эфиопову». Дотошный журналист «Петербургского листка», прочитав это сообщение у себя в газете, решил узнать, что же это за человек такой, который бриллианты мастерит.

Господин Эфиопов, как выяснилось, жил на Охте. В конце грязной улочки, выходившей в поле, стоял его полуразвалившийся домик. Походивший более всего на гоголевского Плюшкина хозяин встретил гостя, провел в заваленную всевозможными колбами и пробирками лабораторию, где и посвятил журналиста в свое великое изобретение.

— Алмаз, любезнейший мой, — начал рассказ Эфиопов, — есть не что иное, как кристалл угля. Потому если взять уголь, растолочь его, а затем расплавить, то должен получиться чистейшей воды алмаз каких угодно размеров. Единственное препятствие тому — не придумали люди еще настолько сильного источника энергии, чтобы уголь плавить, а я его нашел.