О Дмитриева - Энциклопедия обрядов и обычаев

В купеческой среде приданое перевозили на пяти подводах, на каждой из которых должны были находиться определенные вещи: на головной — иконы и самовар, на следующей — посуда, на средней — постель невесты со всеми необходимыми принадлежностями, на четвертой — мебель, на последней ехала мать или тетка невесты с росписью приданого, и там же сидела сваха, которая держала в руках живую индюшку в чепчике. Встречали приданое мать жениха или его старшая, замужняя сестра. Существовал обычай класть под перину парадную постель, которую стелила сваха, яйцо (вареное или расписное деревянное), «чтобы у молодых детки родились»; убрать его новобрачная могла лишь на четвертый день после свадьбы.

У дворян перевоз приданого и постели не сопровождался публичными обрядовыми действиями. Существовал единственный чисто православный обряд уединенного совместного моления невесты и ее матери. Выполнялся он сразу же после отъезда поезда от дома невесты.

Не изменилось отношение к приданому и в более поздние времена.

Что же касается брачного контракта, то в России он не представлял из себя того официального документа, определяющего финансовое и имущественное положение супругов, как это было раньше принято (и принято сейчас) в европейских странах. Начать с того, что значительная часть населения подобных письменных соглашений попросту не знала. Так называемые «рядные росписи приданого» не имели, строго говоря, серьезной юридической силы, и гарантией их выполнения могло быть лишь честное слово отца невесты. Подлинные брачные контракты, в западном смысле, существовали лишь в тех российских местностях, которые традиционно тяготели к западноевропейской культуре, — в остзейских губерниях, Финляндии и Польше. В Царстве Польском подобный документ должен был заверяться нотариусом, а при вступлении в брак лиц из купеческой среды брачный контракт подлежал огласке, что выражало, в первую очередь, интересы торговых партнеров брачующихся. Могли заключать брачные контракты и неправославные иностранцы, проживавшие в центральной России.

Девишник имел место только у групп населения, наиболее близких к крестьянским традициям. А вот «мальчишник» — встреча с приятелями и прощание с молодостью — был популярен во всех сословиях. Так, Пушкин перед свадьбой устроил в Москве «мальчишник», на который пригласил Вяземского, Нащокина и других друзей. Отужинав, поехали к цыганам слушать песни.

И, наконец, после исполнения многочисленных предсвадебных обрядов, инициатива переходила в руки служителей церкви, обязанностью которых было освятить союз.

Важное значение придавалось церковному оглашению.

По действующим законам, желающий вступить в брак должен был письменно или устно уведомить священника своего прихода «об имени своем, прозвании, чине или состоянии равно как об имени, прозвании и состоянии невесты». После уведомления священник в три ближайших воскресенья по окончании литургии объявлял прихожанам имена желающих вступить в брак. Весьма полезный обычай, позволявший установить — не существует ли каких-либо препятствий браку. Помехой могло быть, к примеру, родство до определенного колена, свойство (кумовство или сватовство), отсутствие согласия (благословения) родителей. После трех оглашении священник выдавал свидетельство или билет, а на основании билетов жениха и невесты в день венчания в церкви составлялся так называемый обыск, заносившийся в специальную обыскную книгу. С 1802 по 1917 гг. в каждой православной церкви существовала для этих целей прошнурованная обыскная книга. Обыск подписывали жених, невеста, два-три поручителя и причт церкви.

В день свадьбы, по обычаю, жених до венчания не должен был видеть невесту, но посылал ей шкатулку, в которой, как водится, покоились фата, восковые цветы, венчальные свечи, обручальные кольца — если ими не обменялись при помолвке — духи, булавки и прочие мелочи (в XVI и XVII веках посылали еще и лакомства — изюм да инжир, и розгу, что служило символичным знаком: станет молодая жена прилежно работать — будут ее кормить и лакомить, а пожелает лениться — сечь розгами).

Богатые горожане обычно покупали дорогие шкатулки или даже изделия знаменитой ювелирной фирмы Фаберже, а женихи победнее — деревянные, из папье-маше, или сделанные собственными руками. После принесения шкатулки начиналась подготовка невесты к венцу. Это делала тетка невесты, она же и причесывала (иногда специально приглашался парикмахер). Платье — обычно шелковое из белого шелка, в крайнем случае — любого цвета, кроме черного. Богатые семьи выписывали подвенечное платье из Парижа. Фата (вуаль) — длинная и широкая. Головной убор — венок из цветов померанца и миртовых веток. Обувал невесту «свадебный отрок» — младший брат или другой родственник. Он же подавал ей на свадебном подносе фату и перчатки, провожал до свадебной кареты и нес шлейф. В купеческой среде в обычае было в туфельку класть золотой. У дворян существовал обычай передавать в этот день с глазу на глаз семейный талисман — фамильное украшение или ладанку. Жених военный облачался в парадный мундир, штатский — в черную фрачную пару с белым галстуком и белыми перчатками.

Широкое распространение у горожан имел обряд «о пяти приборах». Он совершался отдельно в доме жениха и в доме невесты. Примерно за час до отъезда к венцу накрывался стол на пять человек: для жениха (невесты), его (ее) матери и отца, а также свахи, шафера (дружки). Родители благословляли иконой жениха (невесту), все обходили вокруг стола, после чего приступали к легкой закуске. Если учесть, что жениху и невесте, по обычаю, за свадебным столом предписывалось воздержание, то становится ясна рациональная бытовая функция этого обряда.

Время венчания назначалось от полудня до 5 часов вечера, если предполагался праздничный обед, и от 7–9 часов вечера, если такового не было.

Для венчания выбирался чаще всего храм в приходе жениха или невесты, но не обязательно. У разных слоев населения были популярны свои церкви. Так, в кругах московской интеллигенции особым почетом пользовались две «исторические» церкви — Симеона Столпника на Поварской (угол нового Арбата), а также церковь Вознесения Господня в Сторожах (Большая Никитская ул., 36), в притворе которой в период ее строительства обвенчался Пушкин с Натальей Гончаровой. Петербургские дворяне стремились венчаться в церкви Зимнего Дворца — месте заключения браков членов императорской фамилии.