Дэниел Эверетт - Не спи — кругом змеи! Быт и язык индейцев амазонских джунглей

Пытаясь выяснить, существуют ли в пираха придаточные предложения, я однажды решил спросить у Кохои. Я поинтересовался: хорошо ли сказать: «Человек вошел в жилище. Он был высокий». Это два простых предложение В английском языке, как правило, мы предпочитаем «вложить» второе предложение в первое, получая в результате сложноподчиненное предложение: The man who was tall came into the house ‘Человек, который был высоким, вошел в жилище’ Когда я спрашивал мужчин-пираха, «хорошо» ли звучит моя речь, они обычно отвечали утвердительно, чтобы не показаться грубыми. С другой стороны, если я действительно выражался плохо и неправильно, мне не указывали на ошибки, а произносили всю фразу правильно. По этой причине в этот раз я тоже надеялся, что Кохои произнесет что-то вроде «Человек, который высок, вошел в жилище». Однако он ответил, что я говорю хорошо, и повторил оба предложения в том же виде, в каком их произнес я (а пираха так поступают редко, если фраза построена неправильно). Я экспериментировал с разными предложениями и опрашивал разных людей. Ответом было: «Да, ты говоришь хорошо» или Xaio! ‘Правильно!’.

Поэтому, составляя грамматику пираха, в черновом варианте раздела «Сложноподчиненные предложения» я написал было, что их нет. Но однажды Кохои делал стрелу для того, чтобы бить рыбу из лука, и в качестве наконечника ему понадобился гвоздь. Он обратился к своему сыну Паите ( Paita ): Ко Paita, tapoa xigaboopaati. Xoogiai hi goo tapoa xoaboi. Xaisigiai ‘Эй, Паита, принеси немного гвоздей. Дэн купил именно те гвозди. Они те же самые’.

Я услышал его и застыл как вкопанный. Я понял, что эти предложения функционируют совместно, подобно единому сложноподчиненному предложению, и их даже можно перевести на английский в таком виде, но они совершенно иные по форме. Это были три отдельных предложения, а не одно предложение, содержащее другое внутри себя, как в английском языке. Соответственно, эта конструкция пираха не содержала придаточных предложений в том смысле, который в этот термин обычно вкладывают лингвисты. Здесь особенно важно то, что последнее предложение ( Xaisigiai ‘Они те же самые’) было тождественно слову «гвозди» в первых двух. По-английски можно сказать: Bring back the nails that Dan bought ‘Принеси гвозди, которые купил Дэн ' (придаточные выделены курсивом). Получалось, что передо мной две отдельных клаузы, которые толковались вместе, хотя и не были формально частью одного предложения. Значит, даже если нет придаточных предложений как таковых, в принципе возможно сформулировать то, что аналогично им по значению.

Для большинства лингвистов предложение — это выраженная словами пропозиция, единица значения, которая представляет отдельную мысль ( я поел, Джон увидел Билла ) или отдельное состояние ( мяч красный, у меня есть молоток и пр.). Правда, в большей части языков есть не только вот такие простые предложения, но и возможность вставить одно предложение или словосочетание внутрь другого, подобно матрешке. В лингвистике, философии, психологии и информатике эта характеристика называется рекурсией. Из-за нее разгорелись яростные дебаты среди лингвистов, философов языка, антропологов и психологов: они пытаются понять, насколько важна грамматика пираха для понимания человека вообще и языка вообще.

В связи с этим, на основе собираемых сведений у меня начали формироваться две идеи о структуре предложений в пираха. Первая: в предложениях на этом языке отсутствует рекурсия. Вторая: значение рекурсии сильно преувеличено: вероятно, все, что можно сказать на одном языке с помощью рекурсии, можно выразить на другом без нее. Лингвисты давно полагали (хотя регулярно расходились в вопросе терминологии), что рекурсия играет крайне важную роль в языке. Я понял поэтому, что любые данные о языке пираха имеют большое значение.

Хомский был одним из первых, кто задал вопрос: как люди могут производить неограниченное число предложений, используя явно ограниченный объем мозга? Очевидно, существует некий инструмент, благодаря которому возможно — если верить распространенной сентенции — «бесконечное использование конечного числа средств» (хотя, на мой взгляд, ни один лингвист не может дать адекватное научное толкование данной фразы). Хомский утверждает, что этим фундаментальным инструментом, основой для всех творческих возможностей человеческого языка, является рекурсия.

Традиционно рекурсия понимается как способность «вкладывать» один объект или процесс внутрь другого объекта или процесса, относящегося к тому же типу (или, для читателей со склонностью к математике, функция, содержащая процедуру или подпрограмму, которая ссылается на самое себя). Визуальную форму рекурсии можно наблюдать, если поднести одно зеркало к другому: в отражениях можно увидеть бесконечную перспективу зеркал. Акустической формой рекурсии является заводка сигнала, или «фидбэк», — высокочастотные колебания усилителя, постоянно нарастающие по амплитуде и усиливающие сами себя.

Существуют стандартные определения рекурсии. В синтаксисе она, как уже было сказано, понимается как помещение одной единицы внутрь другой, относящейся к тому же типу. Например, такое словосочетание, как John’s brother’s son ‘сын брата Джона’, содержит слова и словосочетания John ‘Джон’, his brother ‘его брат’ и son ‘сын’. А в составе предложения I said that you are ugly ‘Я сказал, что ты страшный’ содержится предложение you are ugly ‘ты страшный’.

В своей статье 2002 г., опубликованной в журнале Science [71] Hauser М. D., Chomsky N., Fitch W. Т The faculty of language: What is it, who has it, and how did it evolve? // Science. 2002. Vol. 298. P. 1569—1579 (прим. пер.). , Марк Хаузер, Ноам Хомский и Уильям Текумсе Фитч взвалили на рекурсию огромное бремя, объявив ее уникальным компонентом человеческого языка. По их словам, рекурсия — это ключ к творческому потенциалу языка: благодаря наличию этого инструмента грамматика может производить бесконечное множество предложений неограниченной длины.

Однако, когда моя идея об отсутствии в языке пираха рекурсии (в математическом, «матрешкообразном» смысле) приобрела определенную известность в научном мире, произошло нечто любопытное: у некоторых последователей Хомского поменялось определение рекурсии. В каком-то смысле это можно считать иллюстрацией к изречению философа Ричмонда Томасона о людях, поменявших мнение на какую-либо тему: «Если с первого раза ты не добился успеха, придумай для слова “успех” другое значение».

Новейшее определение рекурсии у последователей Хомского превращает ее в подвид композициональности. Проще говоря, они утверждают, что для создания чего-то нового можно бесконечно соединять вместе отдельные компоненты. В рамках этого оригинального определения, которое, насколько мне известно, не было принято никем в математической лингвистике, информатике и вычислительной технике, если я могу соединить вместе слова, чтобы получить предложение, и предложения, чтобы получить связный текст, то это рекурсия.