Сабин Мельшиор-Бонне - История зеркала

Случается и так, что эта недостижимая часть человека оставляет мимолетный след на зеркале. Кто не испытывал иногда изумления, увидев случайно свое отражение в зеркале, в этом «странном и безжалостном зеркале», о котором говорит Пруст, вспоминая свою комнату в Бальбеке, где зеркало как бы «перегораживало» комнату и «подкарауливало» его, выказывая явную враждебность 2? Испытываемая при этом волнение явно свидетельствует о том, что сия «нежданная встреча» затронула какие-то очень чувствительные струны, потому что на краткий миг человеку явилось нечто невыразимое, недостижимое и непостижимое. Но смущение проходит, изображение вновь обретает обычные, знакомые черты, и тревога рассеивается. Знаменитый отрывок, в котором Фрейд рассказывает о том, как ему показалось, будто в его купе в вагоне поезда вошел незнакомец, когда при первом толчке внезапно открылась дверь туалета, познакомил нас с введенным Фрейдом понятием «тревожной странности». Эта странность, порождающая тревогу, свойственна лику внезапно возникшего из ниоткуда человека, не какого-то другого человека, а того, что скрывается в тебе самом. «Я поспешил ему навстречу, чтобы объяснить ему, что купе уже занято, но я с изумлением обнаружил, что вторгшийся ко мне незнакомец оказался не чем иным, как моим собственным отражением в зеркале двери, ведущей в туалет. И я припоминаю, что данное «явление» мне меня самого мне очень не понравилось» 3. Если зеркало Сократа было инструментом «построения» себя, своей личности в процессе непрерывного обучения и познания, то открытые несхожести и инакости происходят в результате мгновенного, словно разряд молнии, появления и неожиданного появления отражения и в результате взгляда, брошенного искоса; именно в шокирующем столкновении, в диссонансе, в несоответствии и в расхождении проявляется и выходит на поверхность незнакомое «Я», и именно при образовавшейся при столкновении впадине вырисовывается отталкивающий лик того, что обычно подавляется человеком и загоняется внутрь, лик тайной и тщательно скрываемой сути.

Для того чтобы зеркало «созналось» в чем-то, оно должно прекратить создавать повторение, копию того, что находится перед ним. Подобно тому, как эхо отсылает обратно несколько искаженный, «обрезанный» или «обрубленный» звук, искажает его первоначальный смысл, отражение предлагает взгляду иную траекторию и иной путь, оно открывает для взгляда невидимые прежде углы, а если оно вроде бы и «гарантирует» симметрию, то симметрия эта такова, что объект и его отражение невозможно «наложить» друг на друга так, чтобы они полностью совпали, ибо в зеркале правая рука становится левой и наоборот. В процессе удвоения между объектом и отражением проскальзывает несхожесть и, быть может, даже некая двойственность, родственная двуличию и обману. Известны строки Альберти, посвященные зеркалу в его «Трактате о живописи»: «Я не знаю, каким образом происходит так, что все нарисованные предметы обладают «благодатью» зеркала; это просто чудо — видеть, как всякий недостаток или дефект превращается в зеркале в настоящее уродство» 4. Отражение углубляет и увеличивает самое малое расхождение в сходстве, оно добавляет к нему нечто прекрасное, не сводимое и не подчиняющееся одному единственному правилу пропорций или асимметрии, превосходящее уродливое и граничащее с чудовищным. Для того чтобы возникло совпадение или соответствие, понадобилось бы несколько зеркал, в которых одновременно появились и совпали бы объект и изображение его изображения, но тогда вместе с возникновением западни, созданной оптическим эффектом, исчезла бы связь с реальностью. Изображая, имитируя, «симулируя» сходство, зеркало маскирует и скрывает иную истину, которая не может проявиться иначе, как тайком, украдкой, обманным путем, в различии и в вызывающей подозрения «доходчивости», которая является не чем иным, как свойством, возникающим при расположении зеркал под определенным наклоном или наискось по отношению к смотрящему. «Подозрительное, двусмысленное сходство» или тревожная странность… Зеркало — это зеркало несхожести или инакости.

«Сходность между вещами, с одной стороны, никогда не бывает столь велика, как несходность между ними — с другой», — отмечает Монтень 5. Пока ученые мужи, приверженцы идей классической психологии, со времени Аристотеля и вплоть до XVII в., предпринимали огромные усилия в поисках сходного изображения индивидуума путем описания и сознания перечня его настроений и путем наблюдения за его лицом, они все же смогли всего лишь выявить самые общие черты человека, рассматривая его как явление абстрактное. Потребовались воображение художника, интуиция некоторых особо проницательных и остроумных людей, а также взгляд, «брошенный искоса» Монтенем для того, чтобы обнаружить скрытый, но все же в конце концов появившийся профиль. Именно при отказе от точного воспроизводства и копирования объекта, именно при отказе от зеркала неподвижного, расположенного в фронтальной плоскости, от зеркала, которое можно назвать контролером тождественности, и проявляет себя, и утверждается своеобразие.

Именно «в большом зеркале мира» подстерегает самого себя Монтень, т. е. он ищет разгадку своей личности не в интроспекции, т. е. не в самонаблюдении и самоанализе, а опосредованно, окольным путем, «косвенно», прибегая к «косым взглядам», в отражении обстоятельств и случайно создавшихся положений, причин и поводов. «Я не нахожу себя там, где ищу, а нахожу себя скорее случайно, чем при пристальном и пристрастном изучении моих суждений» 6. Автопортрет не пытается ухватить некую внутреннюю суть, некое внутреннее содержание, которое проявилось бы, если бы с человеческого существа были бы совлечены все покровы, но он начинает создаваться при мимолетном и случайном столкновении двух «Я», при случайной «встрече» знакомого лица и незнакомого лика, внезапно возникшего из глубин; подобно тому, как сочетание солнечного света и ветра дает больший эффект из-за преломления лучей, чем спокойно льющийся свет, о чем пишет Монтень 7(«Опыты», кн. III, гл. 5), утверждающий, что подобное сочетание «разит» сильнее, в соответствии с этой теорией уклончивый косой взгляд более опасен, ибо он застигает человека врасплох, как вор, и его действия способствуют разоблачению или выявлению скрытой истины.

Руссо упрекал Монтеня в том, что тот якобы «описал себя» не совсем так, как ему бы хотелось, т. е. создал свой автопортрет, как бы не в анфас, а в профиль. Но взгляд может «схватить», «засечь» и держать несходство, инакость только лишь при последовательном чередовании «боковых» точек и углов зрения, при осторожном и медленном приближении, при этом не оказавшись под гибельным воздействием гипнотического очарования взгляда Медузы Горгоны. Картина Джорджоне, утраченная, но описанная Вазари, могла бы быть символом этого «периферического» знания, отрекающегося от фронтальности и фронтального столкновения; речь идет о картине, на которой был изображен святой Георгий, увиденный как бы со всех сторон, ибо на полотне он был запечатлен со спины, стоящим в воде, так что в ней отражался его торс, левая сторона лица отражалась в профиль, а правая — в зеркале. Художник «вращается» вокруг человеческого тела, чьи контуры ему удается схватить в их многомерности, с мастерством, достойным художников-кубистов; он проявляет великое усердие, поворачивая человека так, чтобы раскрылись все его грани, все его качества и свойства, придающие его присутствию в мире некое своеобразие.