Александр Тягны-Рядно - Франция. Магический шестиугольник

На обратном пути в Ди мы заехали в винный погреб Clairette, которое все же неверно называть «дешевым шампанским», потому хотя бы, что существует оно с античности (как и сам Ди, называвшийся на латыни Dea Augusta), им восхищался еще Плиний Старший, а мускатно-абрикосовый вкус этого горного, а не «земноводного», как большинство вин, напитка – единственный в своем роде. Мы продегустировали несколько сортов и увеселившись, решили завершить день на высокой ноте, взобравшись на хозяйской машине на вершину горы Justin, где установлен огромный железный крест в память погибшим от рук гитлеровцев. Эти края были очагом французского Сопротивления. Мы совершили целое путешествие во времени.

Тот факт, что в замке XIII века живут мои современники и топят камин, у которого сушились рыцарские доспехи, читается мной как утешительный message: даже если мир рухнет, Франция устоит.

Спустившись на землю, пришли, как было условлено, к лавочке (переименованной на время фестиваля в «Тысячу мелочей»), которую держит пара, попросившая хоть на ужин прийти, раз подселили им вместо нас Гарика Виноградова, осушавшего залпом бутылку водки, к ужасу хозяев дома. Я их пожалела было, из-за Гарика, но потом поняла, что достался он им поделом. Они были из новой команды фестиваля и встретили меня громом и молниями за то, что я исчезла, пропустив две встречи с лицеистами, которые, как объяснил лавочник, специально изучали мое творчество. Он отчитывал меня как двоечницу и, вероятно, был прав, но если учесть, что «изучавшие мое творчество» лицеисты не знали ничего из русской литературы, и даже из французской, о России имели представление более чем смутное, а за выступления никому из нас не платили, то гнев его был преувеличен. (Назавтра я компенсировала «знатокам», перед каждым из которых лежали две ксерокопированных странички из моей книжки, свое присутствие.)

На ужин, тем не менее, надо было идти. Андрея Битова они хамски отвергли («пусть ужинает со всеми»), поскольку он не был ими предусмотрен, а нам надо было держаться вместе, чтобы лишний раз не напрягать наших хозяев, которые вынуждены были увозить и привозить нас на свою ферму. Я же, как франкоговорящая, пошла из любопытства: узнать, чем дышит местный народ. В доме был колотун (отопление дорого), но вряд ли поэтому мне не предложили снять пальто и сесть.

Поселены мы были втроем с Андреем Битовым на фамильной ферме с 40 коровами, 14 кошками, 1 лошадью и кроликами да курами без счета.

Я выслушала про ненависть к капиталистам, про то, как русские предали прогрессивное человечество, и про то, что мы – я была не един ственной прогульщицей, – привезенные на Запад («Запад» все же с придыханием) из нищей России, относимся к своим фестивальным обязанностям халатно. И ведь в чем финт: как только я сказала, что в Москве больше «мерседесов», чем во всей Европе, что все мы не бедны и привыкли к лучшей, чем в Ди, доле, лавочник стал сразу уважителен и даже подобострастен. Те же нравы отличали и совковое царство. В том, что открывшие нам к ужину бутылку «самого бордо» были не отдельно взятыми коммунистами, убедиться было легко на вечеринке в кафе: ансамбль «Народный праздник» затянул что-то казацкое, но их заглушил хор французов, запевших «Интернационал». Коммунизм, на практике, – не идеология, а зависть чувствующих себя обездоленными к тем, кто живет в благодарности – за то, что Бог чем-нибудь да одарил. Отсюда, собственно, и хамство. «Ненавижу людей, которые курят», – неожиданно сказала мне прохожая в Ди. Мой лавочник был не пролетарием, он слетел в Ди с должности обеспеченного столичного функционера. Кажется, что этот регион и впрямь – край изгнанников, которыми были некогда гугеноты, и храбрецов, которые их приняли и которые осмелились противостоять фашистам. Они просто не знали, за кого принять наш десант. А то, что французы в основном трусоваты, так только благодаря этому им и удалось сохранить в неприкосновенности свою историю, с античными виноградниками и средневековыми замками.

Полвека назад вино это было признано не соответствующим высокому званию французского вина, и все виноградники вырубили, оставив лишь отдельные кусты как декоративные.

Другой фестиваль, в Бордо, был организован как раз пролетарием по происхождению, но не по складу. Кристиан Эрнандес, столяр, потом преподаватель столярного дела в институте по перепрофилированию (тут людям помогают освоить востребованные профессии, если их прежняя вдруг стала не нужна), создал в регионе, где вся земля сплошь покрыта виноградниками, культурную ассоциацию и решил подхватить фестиваль «Восток-Запад», поскольку десант уже был во Франции. В Ди он приехал за нами на машине, и ехали мы 12 часов через всю страну, с юго-востока на юго-запад. Бессмысленно рассказывать о красоте французских пейзажей россиянам, которые считают, что хотя бы природа у них – лучшая в мире. Природа во Франции – тоже часть культуры: за ней тоже – пригляд и уход. Когда срубают одно дерево, на его место обязаны посадить другое.

В этом замке, Chateau de la Salle, владельцы которого —пожилая пара, висит выложенный тонкой мозаикой российский герб.

«Какое чувство земли у французов, как они бережно к ней относятся», – сказала я Кристиану, умильно созерцая леса, леса, леса – Ланды, главный лесной массив Франции. «Дело не в чувствах, – ответил мне Кристиан, – таковы законы». И бесконечная эта чаща, как выяснилось, не сама выросла: на ее месте были частью болота, частью пески, надуваемые с Атлантического побережья (по цвету песка названного Серебряным берегом). А уж как законы регламентируют каждый шаг виноделов, так наш человек давно бы уже бросил это занятие. В сказочном крае виноградников и устриц (мне до сих пор кажется, что я покрыта изнутри перламутром их раковин) сохранились и настоящие шато – средневековые замки, в одном из которых мне довелось выступать. В этом замке, Chateau de la Salle, владельцы которого – пожилая пара, висит выложенный тонкой мозаикой российский герб в его еще дореволюционном воплощении (там он совсем не похож на курицу-мутанта, рисуемую сегодня), хотя у хозяев нет русских корней. Но есть русская история: прадедушка хозяйки участвовал в строительстве Николаевской (Октябрьской) железной дороги. По ее словам, именно ее предок предложил сделать дорогу прямой, несмотря на изгибы ландшафта, но правда это или нет, мы уже не узнаем: наша история прерывиста и изменчива, и то, что руководителем проекта дороги Москва – Санкт-Петер-бург был американец, было сказано во всеуслышанье совсем недавно.