Витторио Страда - Проблема культуры и интеллигенции на рубеже XIX-XX веков

Весь символизм проникнут идеей кризиса и критики культуры, идеей не новой, уходящей корнями в русскую и европейскую традиции, о чем говорилось выше. Момент новизны, по сравнению с этими традициями, составляет марксизм, давший в России конца XIX века образцы реалистического анализа и послуживший толчком к конструктивному обновлению, прежде чем стать крайней формой революционности популистской окраски. Крупнейшие представители нового направления философско-религиозных исканий вышли именно из марксизма, преодолев его.

В 1984 году в Петербурге вышла книга «Критические заметки к вопросу об экономическом развитии России», принадлежавшая перу молодого экономиста-марксиста Петра Струве, впоследствии крупнейшего представителя русского либерализма. Книгу заключали слова, которые сейчас могут показаться опровергнутыми дальнейшей исторической реальностью, но которые, именно как неудавшаяся возможность, освещают противоположную - реализовавшуюся - возможность: «Признаем нашу некультурность и пойдем на выучку к капитализму». В спорах с народническим тезисом, постулировавшим для России особое историческое развитие, отличное от того, по которому пошел европейский Запад, весь русский марксизм, начиная с Плеханова, наоборот, утверждал не только неизбежность, но и реальность развития капитализма в России, как условия, необходимого для будущего социализма. Но у Струве, постепенно отошедшего от марксизма, защита капитализма, как экономического и культурного явления, приобретала особое значение. Струве, полемизируя против «экономического романтизма» народников и их западных предшественников, превозносил Маркса как апологета капитализма, и настаивал на политике социальных реформ, которые на основе развития производства должны были обеспечить России экономическое развитие, аналогичное американскому, и одновременно подготовить почву для социализма. Поэтому в «выучке» у капитализма он видел единственное условие преодоления «некультурности» России и утверждал, что от капиталистического развития зависит «весь культурный, политический и экономический прогресс» страны. Он обращался к русской интеллигенции с призывом отказаться «от непомерного национального тщеславия», толкавшего ее на мысль, что можно «заменить трудную культурную работу целых поколений» абстрактными проектами социальных преобразований, которые, как возражал Струве, привитые на почве русской некультурности, приведут не к «обобществлению труда», а к новым формам феодального порабощения.

Центральная проблема новой русской истории - проблема причин, приведших к крушению перспективы, намеченной Струве, и к победе противоположной - революционной - перспективы. Вопрос состоит в том, чтобы понять, как и почему в русской культуре популистская ментальность оказалась живучей в самом марксизме, воскресив и влив новую энергию в старый проект особого пути развития для России. Конечно, тешить себя иллюзиями, что на этом пути можно избежать капитализма, было нельзя, однако можно было претендовать на то, чтобы посредством деятельности организации «профессиональных революционеров», руководимых «научным» знанием мирового исторического процесса, сократить этот процесс или ускорить его развитие, а значит, и завершение. Такое знание давал марксизм, который молодой Струве толковал и воспринимал несомненно частично, наполовину, а именно, в его «реалистичной» части, игнорируя при этом «утопическую» суть. Только впоследствии Струве, как и другие, понимал и критиковал марксизм в его целостности, уже с позиций либерально-демократических и религиозно-идеалистических. Критика марксизма со стороны бывших русских марксистов, таких, как Струве, остается наиболее живым вкладом русской культуры начала века, намного опередившим время.

Но в этой культуре победа оказалась за явлением, подвергнутым блестящей критике, - марксизмом, причем за самой крайней его формой - большевизмом. С революционным марксизмом в русской культуре утвердился принцип классовости и партийности культуры, в формах, идущих от объективизма Плеханова до субъективизма Луначарского, над всеми которыми исторически возобладала ленинская революционная теория и, главным образом, практика. Не возвращаясь к рассмотрению принципиальной полемики вокруг «Материализма и эмпириокритицизма» Ленина и богдановской концепции «пролетарской культуры», следует подчеркнуть (оставляя в стороне разногласия в марксистском лагере), что в русской культуре утвердилась идея существования своего рода особой науки - марксизма, науки, превосходящей любые другие интеллектуальные построения и обладающей специфическим авторитетным обоснованием и законным правом: и действительно, марксизм, прибегая к порочному кругу, объявляет пролетариат универсальным классом, революционным носителем будущего единого человечества и актуального абсолютного знания - марксизма. С такой точки зрения, точки зрения самозванной привилегированной науки, к тому же имеющей в распоряжении партию, то есть организацию, обладающую властью, вся предшествующая культура предстает как подготовительный этап к революции; к современной же культуре отношение выборочное, на основании категорий реакционности и прогрессивности в свете интерпретации их марксизмом в лице его аккредитованных представителей. Споры внутри марксизма были результатом борьбы вокруг интерпретации самого марксизма, а в свете «истинного» марксизма - и историко-культурной реальности с целью воздействия на нее.

Русским мыслителям, критиковавшим марксизм, не оставалось ничего иного, как анализировать исторические причины торжества такой революционной ментальности, в надежде внести свой вклад в ее преодоление. И тогда обнаружилось, что эта ментальность не только результат заимствования марксистских идей, но закономерное завершение целой линии современной русской культуры, восходящей к 60-м годам XIX века. Так родилась критика радикальной революционной интеллигенции, нашедшая выражение в коллективном сборнике «Вехи», опубликованном в 1909 году и вызвавшем широкую полемику, имеющую принципиальное значение.

Критика авторов «Вех» в адрес радикальной революционной интеллигенции многоаспектна: согласно Бердяеву, эта интеллигенция подчинила поиски теоретической истины императиву социальной справедливости; согласно Булгакову, свободную энергию индивида она принесла в жертву на алтарь абстрактного коллективистского идеала; для Гершензона русский творческий дух, проявившийся в великих писателях, - прямая противоположность узкого идеологизма интеллигенции; Кистяковский утверждал, что радикальная интеллигенция всегда оставалась равнодушной к правовым ценностям и лишена правосознания; Струве обвинил интеллигенцию в том, что она анархически оторвалась от исторической почвы и враждебна государственности во имя бесплодного доктринарного утопизма; Франк видел в революционном интеллигенте аскета, исповедующего религию нигилизма, не признающую никаких ценностей, кроме коллективного благополучия; наконец, Изгоев считал, что интеллигенту, без остатка захваченному проектами совершенного будущего, не хватает трудолюбия и ответственности в деле и что поэтому он выказывает низкие профессиональные качества на своем специфическом поприще. Если принять веховский анализ, - а отвергать его уже никак нельзя, - то получается, что «русская идеология» (как мы ее определяем) колебалась между романтическим антикапитализмом консервативно-славянофильского толка и романтическим антикапитализмом революционно-народнического (популистского) толка, явив собой благоприятную почву для укоренения экстремистского марксизма, который, вследствие особых исторических условий, прочно утвердился в качестве единственного победителя на весьма длительный период, а именно - советский. Так возникла аномалия антимодерности, пользующаяся завоеваниями новой техники, но отвергающая свободу научной мысли и творческие культурные поиски, разумеется, не во имя романтической органичности, а ради тотального рационализма.