Мурад Аджи - Без Вечного Синего Неба. Очерки нашей истории

– Сюда кидай, ближе к камням, – напутствовал Анатолий. – Здесь гольцы и генералы стоят. А сюда бросать будешь – оштрафую.

– Что так? – удивился я.

– Сейчас кижуч на нерест идет, его ловить нельзя. Здесь яма, он в ней стоит, отдыхает. А гольцов и генералов лови, сколько хочешь.

С первого заброса взял голец, небольшая хищная рыба с красными точками по бокам.

– Гольца собакам. Генерала лови, – слышу из-за спины хозяйский голос Анатолия.

Еще несколько гольцов. Наконец сильная поклевка, подсекаю, леска как тетива… и началось. Где-то на середине реки из воды вылетела рыбина и плюхнулась обратно в воду.

Моя рыбина!.. Первобытное счастье охватило меня. Как же оно приятно, потому что естественно.

Позже я разглядел ее, зубастую, с красной полосой на боку, за эту полосу, похожую на лампас, и зовут ее генералом. Килограммов на 6–7 потянул мой генерал, его нам хватило бы на несколько дней. Если бы… Анатолий отрезал ему голову и вырезал брюшко.

– Остальное собакам, – властно сказал он.

С двух генералов получилась удивительная уха… Сколько же тут рыбин, глазам не верил. По берегу то здесь, то там валялись дохлые рыбины. Пока ловил, зашел в реку по колено, так о мои сапоги дважды терлись кижучи, уже отнерестившиеся, по метру длиной. Они искали себе ложе для вечного сна.

Камчатские реки – реки любви, страстей и холодной смерти…

Природа живет здесь по своим законам. Учет этих законов и есть, видимо, то, что прежде называли житейской мудростью, а ныне рациональным природопользованием. После поездки на Камчатку с полной ответственностью утверждаю: примеров мудрости житейской я здесь не видел. Просто не попадались они мне.

О какой тут мудрости речь, если еще недавно с крохотной Камчатки везли белковой продукции больше, чем из огромного Казахстана с его пастбищами и рекордным поголовьем скота (рыба, как и мясо, – белковый продукт). Казалось бы, природа сама дает богатство, щедрые реки надо просто беречь как зеницу ока, – и красной рыбой, икрой страна будет обеспечена. Так ведь нет. На полуострове создали чахлое сельское хозяйство. Во имя чего? Чтобы обеспечить область мясом и овощами!

Рубят сук, на котором сидят. Если не срубили уже. С ферм, с полей полились в нерестовые реки навоз, пестициды. И не стало красной рыбы. Слезы остались… Природа мстит изобретательно. Чтобы поддержать падающие уловы, рыбаки ловят все подряд. Такие рыбы как окунь, нототения в камчатских водах уничтожены как виды. Крайне истощено стадо сельди.

Помогай живому – учит житейская мудрость. Нет, выбивай план любой ценой – заставляет бытующая практика. А тут еще ГЭС! Их плотины окончательно отгородят Камчатку и всю нашу страну от красной рыбы.

…Я стоял на берегу, разглядывал орлана, который сидел неподалеку на сухом дереве и, не боясь, смотрел на меня. Кто я? Что делаю? Любопытный. Смотрели мы с орланом друг на друга, птица не знала об экологических катаклизмах, нависших над рекой, я знал о них, но сказать ей не мог. Вот и молчал.

Назавтра Анатолий предложил ехать на вездеходе километров за двадцать, отвезти кое-что в промысловую избушку. Сезон не за горами. Рядом с навесом, под которым стоял вездеход, я заметил медвежьи следы. Значит, крутятся косолапые около нашего зимовья. Не случайно собаки по ночам заливаются.

Мы затопили баньку, чтобы, вернувшись, отдохнуть. И – вперед.

Проехали осинники, поляну с высокой травой, пересекли участок тундры и вышли на берег реки… Стоп. Я мысленно еще раз переправился через реку… Это ж речка-реченька, мелкая ведь она. Какую же плотину придется строить, чтобы напор был? Все под воду уйдет, и прибрежная тайга, и прибрежная тундра.

Неужели ничего нельзя придумать умнее? Что, нет альтернативы? Есть! И не одна! Тысячелетие назад люди узнали о водяном колесе. Водяные мельницы… Их строили на малых реках. И никакой природной катастрофы, все соразмерно. Может, оказывается, быть речная энергетика без водохранилищ. Может!

В мире есть проекты, связанные с малой энергетикой. В Китае, в западноевропейских странах. Чем плохи, например, наплавные турбины, их вращает поверхностное течение реки. Но все это там, у них. А у нас стандартные ГЭС и «топорное мышление». Шаг вправо, шаг влево по-прежнему считается за побег.

…Вездеход, управляемый Анатолием, шел, как мул, привыкший к одной дороге. Через тундру, к видневшимся на горизонте сопкам. Несколько раз пересекали ручьи, полные водной растительностью, в ней паслись и прятались миллионы мальков. Здесь ясли-сад для лососевого семейства.

– Вон медведь впереди, – указывает Анатолий.

Я открыл верхний люк вездехода, вылез, чтобы посмотрел вперед, потом обернулся назад – и почувствовал, как обрывается мое сердце: там, где стояла избушка, поднималось облако дыма. Попарились, называется. Анатолий среагировал мгновенно, развернул вездеход – и обратно. Но даже в минуту опасности он гнал машину только по дороге, а не напрямик. Потом я спросил его об этом, он ответил так, словно само собой разумелось: «В тундре нельзя много дорог делать, угодья испортишь».

Горела не баня, а трава на поляне. От искры из выхлопной трубы вездехода. Огненная стихия развернулась фронтом. Что можем мы вдвоем сделать? Метров на двести-три-ста тянулась полоса огня. Дым. Дышать нечем. Помощи ждать неоткуда. И вообще ждать нечего. Огонь подбирался к мху тундры, а за ней сопки со стлаником. Там пожар не остановит даже дождь.

Однако Анатолий нашелся. Посмотрев, откуда ветер, он стал лихорадочно ездить перед ползущей полосой огня, ежесекундно поворачивая то вправо, то влево. Получался некий противопожарный ров. Я выскочил из вездехода и, сняв куртку, забивал ею остатки пламени. Часа два или три продолжалась неравная схватка. Часто потом вспоминалась она, но не огонь, нет, и не дым, а последствия – как на Камчатке легко разрушается ее красота. Одной искры, даже нечаянно оброненной, достаточно.

…Погода портилась уже пять раз на день. Низкая облачность, сырой холодный ветер делали свое осеннее дело. Вчера должен быть за мной вертолет, наверное, сегодня прилетит. Пока тишина.

То ли от скуки, то ли от безделья я взял спиннинг и пошел за гольцами, хотя они не нужны были. Анатолий возился с вездеходом. Стою, не ловлю, а философствую да в небо смотрю – проясняется ли. Слышу, собаки разом оживились, оборачиваюсь – а-а, медведь. Рядом, на задние лапы уже встает. Бежать бесполезно, он – спринтер, лося догоняет… Да, честно говоря, не мог я бежать, ноги отказали, каменными сделались, не гнулись, и кричать не мог, воздуха не хватало. Но тяжелый запах зверя чувствовал очень хорошо.

Спасибо собачкам, осадили зверюгу и тем жизнь мне спасли.

Здоровый медведь ничего не мог сделать против двух наседавших лаек, он отбивался, рычал, пробовал лаять по-собачьи – бесполезно, и, наконец, пустился и наутек. Быть ему вегетарианцем, не дали собачки мясом полакомиться.