Умберто Эко - КАРТОНКИ МИНЕРВЫ. Заметки на спичечных коробках

Беда не в том, что благодаря Новому Стилю политики не внушают доверия; это было бы еще наименьшим злом. Но видя, что наградой за подобную практику является широкое освещение в средствах массовой информации, они привыкают думать, что выставление напоказ собственной нерешимости и есть тот результат, к которому нужно стремиться, забывая притом, что надо было бы все-таки и принять окончательное решение. А его, это решение, можно откладывать до бесконечности, поскольку поощряется именно нерешимость.

1996

Первую неделю февраля я провел в Париже, представляя мультимедийный CD-Rom в Национальной библиотеке, и там на меня обрушился шквал телефонных звонков от итальянских журналистов, которые допытывались, какая связь между гипертекстуальными энциклопедиями и Антихристом. Некоторые желали знать, как связаны Интернет и Апокалипсис, Апокалипсис и гипертекстуальный диск, который я собираюсь представлять, — и, естественно, Антихрист и Парижская Национальная библиотека.

Причиной сего судорожного любопытства была появившаяся в «Католических исследованиях» статья, в которой меня объявили Антихристом.

Мне поведали, что, поскольку этот журнал обычно ассоциируется с «Опус Деи» (прошу не посылать опровержений, я всего лишь передаю чужие слова), статья наделала много шума, попала в основные газеты и агентства новостей, и (как мне сказали) по этому поводу был опрошен ученый и серьезнейший иезуит: он, скорее всего, разбуженный ни свет ни заря звонком этих безумцев, в здравом уме и трезвой памяти заявил, что я никакой не Антихрист, и снова улегся спать.

Меня так и подмывало послать подальше (только не к черту) моих собеседников, ибо я по опыту знаю, что люди, задающие вопросы о Сатане и Антихристе, культурно неполноценны, социально опасны и вполне созрели для визита к психиатру; но ребята сами извинялись за то, что приходится задавать бредовые вопросы — задание редакций, бурлящих в предвкушении сенсации. На следующий день вышли искуснейшим образом сфабрикованные статьи: хоть в них и отрицалось, что гипертексты могут иметь непосредственную связь с Антихристом, все же оставался некий привкус сомнения.

Я не придал значения этой новости, поскольку другой сотрудник «Католических исследований», некто Блондет [186] Маурицио Блондет (р. 1944) — итальянский журналист и писатель католической ориентации. , уже написал пасквиль, в котором доказывал, что издательство «Адельфи» — жидомасонско-сатанинское учреждение, а мое углубленное знакомство с литературой по международным заговорам, от аббата Баррюэля до «Протоколов Сионских мудрецов», убедило меня в том, что литература такого типа процветает в основном потому, что является прибыльной — постольку, поскольку существует широкая публика, состоящая из фанатиков, оккультистов, неонацистов и отдельно взятых параноиков, одержимых навязчивым бредом.

Когда я вернулся в Италию, родные и друзья звонили мне целую неделю, заверяя, что они на моей стороне, что в глубине своей души они совершенно уверены: я — не Антихрист. Это очень утешало меня: может же так случиться, что ты — Антихрист и сам того не ведаешь.

Через несколько дней до меня наконец дошел номер «Католических исследований» вместе с любезной запиской от Рино Камиллери [187] Рино Камиллери (р. 1950) — итальянский писатель, журналист, библиофил. , автора пресловутой статьи, который просил меня — раз уж газеты извратили смысл его невинной забавы — взглянуть хоть одним глазом на его работу. Надо отдать Камиллери должное: его статья — великолепная шутка в фантастико-оккультном духе (я сам сочинил немало таких). Автору можно поставить в упрек лишь то, что он опубликовал ее в журнале, в котором через несколько страниц напечатана статья о «сатанизме» Кардуччи [188] Джозуэ Кардуччи (1835–1907) — крупный итальянский поэт, лауреат Нобелевской премии по литературе (1900), автор патриотических од; здесь имеется в виду «Гимн Сатане», где Люцифер отождествляется с научно-техническим прогрессом и олицетворяется в образе паровоза. , где вновь вытаскивается на свет Божий принадлежащая XIX веку теория заговора тайных обществ, составленного с целью сокрушить Трон и Алтарь, повинного во всех бедах этого мира, от Французской революции до ЮНЕСКО. Никто не отнимает у журнала право полемизировать со светским антиклерикализмом, иначе какие бы это были католические исследования, но если слишком увлекаться заговорами (не замечая, что все осуждаемые явления происходили, наоборот, при ярком свете дня), в конце концов сам начнешь рассуждать как член тайного «гностико-масонского» общества, того самого, против которого ты ведешь полемику. Поведешься с чертом — у самого вырастут копыта: вот каким образом в подобном контексте даже от невинной шутки вдруг запахло серой.

Однако, если не считать завсегдатаев подозрительных лавочек, где продают книги по магии, еврейской каббале, нацистскому антисемитизму и тамплиерскому масонству (вот они, чудеса эзотерического синкретизма), любой мог бы догадаться, что статья Камиллери — чистой воды игра, полная ученого кокетства. Интересно знать, почему печать, называющая себя светской, приняла это за чистую монету?

Поскольку глупость в данной ситуации исключается, остается стремление любой ценой создать сенсацию. Самооскопляющее стремление, ибо оно подразумевает вот какую философию: мы не думаем, чтобы читатели это проглотили, но поскольку они все равно не верят тому, о чем читают, можно их немного и поразвлечь.

А вдруг Антихрист (уже пришедший) и воплощен в падкой до скандалов прессе?

1997

Сегодня срок. «Эспрессо» ждет минервиной «картонки». А мне нечего сказать. Вернее, я не хочу ничего говорить. Поверьте: заполнить страницу, разглагольствуя о том, что я ничего не хочу говорить, куда труднее, чем раскрыть любую тему, взяв ее хоть из выпуска последних известий. Но я должен, как мне кажется, изречь что-то и в пользу афазии.

Вы можете возразить: почему ты тогда не пропустишь эту неделю, не откажешься послать «картонку»? Да потому, что я связан обязательством. Газета живет в своем режиме, в типографии оставили свободную полосу, если я ничего не пошлю, у массы людей, которые работают над выпуском, будут неприятности. Я не могу нарушить обещание.

Почему бы мне не бросить все это раз и навсегда? Потому что, когда тридцать лет пишешь для одной и той же газеты, пишешь из чувства (как бы это сказать?) преданности, осознавая, что установился некий диалог с читателями, сбежать, покинув их, будет подлым и трусливым поступком. Незаменимых людей нет, но если тебя поставили часовым на последнюю страницу, ты там должен стоять. Из упрямства, из верности, в силу привычки. А еще потому, что настанет неделя, когда захочешь что-нибудь сказать, а места для тебя, как это ни прискорбно, больше не будет. Чтобы сохранить за собой это место, нужно чем-то его заполнять. В романе Жюля Верна «Мишель Строгофф» один персонаж, чтобы не допустить к телеграфному аппарату конкурентов и первым передать важное сообщение, диктовал телеграфисту отрывки из Библии.