Владимир Шахрин - Открытые файлы

В твоем парадном темно, резкий запах
привычно бьет в нос.
Твой дом был под самой крышей — в нем
немного ближе до звезд.
Ты шел не спеша, возвращаясь с войны,
Со сладким чувством победы, с горьким
чувством вины.

От старых друзей весточки нет, грустно.
А на душе от свежих газет пусто.
И от несвежих — невелика потеха.
Правда, вот был армейский дружок — уехал.

Ой-йо, ой-йо, ой-йо.

Запил сосед — у них на фабрике стачка.
С чаем беда — осталась одна пачка.
На кухне записка: «Не жди, останусь у Гали».
По телеку рядятся, как дальше жить,— достали.

Ой-йо, ой-йо, ой-йо.

Скорей бы лед встал. Пошел бы тогда
на рыбалку.
Чего бы поймал — знакомым раздал, не жалко.
Луна появилась и лезет настырно все выше
и выше.
Сейчас со всей мочи завою с тоски — никто
не услышит.

Ой-йо, ой-йо, ой-йо. Никто не услышит.

Время оставило мелочь в кармане.
Все остальное никто не считал.
Кучка ковбоев, танцуя на грани —
Тот, кто не с нами, тот просто устал.
Он не предатель, не жертва идеи,
Ему надоела игра в дурака.
Что кто-то пожал, он просто посеял,
Но отчего-то ждать всходов не стал.

Борт самолета, сиденье трамвая,
Все чаще приходит зима за зимой,
Мы отогреться не успеваем,
И лишь дыханье за нашей спиной,
Нас заставляют делать движенье
В ритме сердец наших коней,
Все это похоже на отраженье
Не нами придуманных наших идей.

Время оставило мелочь в кармане.
Все остальное никто не считал.
Кучка ковбоев, танцуя на грани —
Тот, кто не с нами, тот просто устал.
Он не предатель, не жертва идеи,
Ему надоела игра в дурака.
Что кто-то пожал, он просто посеял,
Но отчего-то ждать всходов не стал.

Со мной моя нежность, да что с нею делать.
Унять свою гордость — душа б не болела.
Со мной рядом зависть, а с ней моя злоба.
Желанье быть первым, и чтоб высшей пробы.

Выцвела книга, ее не открыли.
Ведь были же крылья, да надломили.
В одной руке бритва, в другой моя смелость,
К вечеру битва, с утра моя серость.

Над крышею небо. Всему свое время.
С тобой твое дело, в тебе моя вера.
Со мной ночью холод, желанье напиться,
Опять чужой голос, усталые лица.

Яркое солнце за зимним окном
Лживые речи шепчет так часто.
Там за окном -32,
Он не пришел и ты так несчастна.

Он в теплой квартире, закутавшись в плед,
Смотрит по телеку все передачи подряд.
Он придумал себе оправданье, что он стар,
ему 30 лет.
И в данный момент ему наплевать,
что о нем говорят.

Но ты не грусти, есть смысл подождать,
Есть смысл дождаться, когда почернеет снег,
Когда коты на крыше начнут нервно стонать,
Он сам приползет, а ты скажи ему «нет».

А ты скажи ему «нет». А ты скажи ему «нет»
в своем лучшем платье.
А ты скажи ему «нет». А ты скажи ему «нет»
с бокалом вина.
А ты скажи ему «нет». А ты скажи ему «нет»
и тихонько погладь.
И тогда он узнает, что такое зима.
Что такое зима.

Я знаю, у каждого есть песня, которую он
пишет только для себя,
Иногда она бурлит как вино, иногда она
течет как вода.
Когда мне очень плохо, я не пойду
и не напьюсь.
Я останусь один и спою свой блюз.

Я его не спою никому никогда,
Эти ноты останутся со мной навсегда.

Что за беда заставляет писать нас
грустные песни,
И лишь иногда мы весело поем все вместе.
Нет, я не жмот и не трус.
Хочешь, возьми все себе, оставь мне только
этот блюз.

Я его не спою никому никогда,
Эти ноты останутся со мной навсегда.

И лишь провода в темную ночь мне подпевают.
Ну а когда петь нету сил, я замолкаю.
Ночь на глаза опускает темноты груз.
Я слышу, как кто-то в пустом дворе
фальшиво поет мой блюз.

Ему его не спеть никогда.
Этот блюз останется со мной навсегда.

Я знаю, у каждого есть песня, которую он
пишет только для себя.
Я знаю, у каждого есть песня, которую он
пишет только для себя.

Летней ночью с крыши дома
Я видел внизу светящийся город.
Этот город похож на лучший город Европы.
Я увидел над собою такие же звезды,
Я услышал, как где-то играет гитара.
Я услышал, как кто-то тихо читает стихи.
Ты сказал, что поэзия — это лишь способ
Делать деньги для тех, кто не хочет работать.
Все были довольны тобой, кто-то хлопнул
тебя по плечу.

Хочешь, я подарю тебе эти стихи,
Ты сделаешь деньги и сможешь купить
Две новых черных фуфайки — и будешь
красив.

Я уговорил тебя подняться наверх,
Я уговорил тебя взглянуть вниз, на город.
Ты увидел, что он похож на лучший
город Европы.

Ты увидел над собою светящиеся звезды,
Ты тоже услышал звуки гитары.
Мы оба запомнили эти стихи.

Я был солдатом твоего таланта,
Таланта раздавать минуты блаженства,
Но минуты остались минутами,
А я возомнил, что это вечность.

И все стало так, как должно было стать,
И я в стороне, отодвинув запас.
Зачем же я пел про чудо-вечер,
Зачем я пел про преданность глаз.

И из окна, что выходит на север,
Я вижу, как ты обходишь строй новых солдат.
Они смотрят на тебя, как на богиню,
Они ловят каждый твой жест и каждый
твой взгляд.

И кто-нибудь из них всегда будет с тобой,
Но ты все равно будешь одна,
Тебя поймут лишь твои друзья,
Но кто они — потолок и стена.

Потолок и стена, лишь они знают правду,
Как ты жила и как будешь жить.
Они знают всё: они знают, где выход,
Но не умеют, не умеют говорить.

Тогда позволь, скажу тебе я:
Свойство таланта — действие лет.
Сегодня он неотразим,
А завтра — завтра его уже нет.

Я был солдатом твоего таланта,
Таланта раздавать минуты блаженства.

Я ободранный кот, я повешен шпаной
на заборе,
Я дворовый актер, каждый день в новой роли.
Ну что ж, раз у них такая игра,
Плевать — ведь больно мне было
только вчера, только вчера.

Шершавый забор — не привыкать,
Не видеть тепла, не пить и не жрать,
Веревка на шее — тоже мура,
Прощаю — ведь больно мне было
только вчера, только вчера.

Вон тот мужик, что качал головой,
Еще вчера пинал мне в брюхо ногой,
Сегодня прозрел, что ж, пожалуй, пора,
Прощаю — ведь больно мне было
только вчера, только вчера.