Владимир Шахрин - Открытые файлы

Цыгане под Буем раскинули табор,
Цыгане поют популярные песни,
Проводник подошел: «Не стряхивай на пол!»
Я ему говорю: «Глянь, как интересно».

Вот за окном громыхнули салют,
Тыщи огней возвестили народу —
Нынче в Мантурово день тутты-фрутты,
Большой такой праздник, как праздник свободы.

В сумерки нервно кудахтают куры —
Гриль-бар открывают за речкой у почты.
Мужики потянулись к дому культуры —
Там нынче кино про женщин порочных.

На пермском вокзале бродит корова,
Корова ищет первую травку.
Корове плевать на орла-постового,
Орел не получит к зарплате прибавку.

Сержант ругает корову словами,
А поезд мчится все дальше и дальше,
Мы лихо въезжаем на станцию Шаля
Серебряный вождь нам машет руками.

А в общем-то, я не люблю паровозы.

Кончается ночь, ты чувствуешь вакуум,
вакуум нового дня.
Спаси меня, спаси меня, спаси меня —
налей для меня.
Моя перспектива за этой стеной, в комнате
без огня.
Спаси меня, спаси меня, спаси меня —
налей для меня...

Картинки на стенах, мультфильмы
для взрослых,
ночное шоу с сюжетом для тех,
Кто не смог это сделать с ней дважды,
кто слышал ее странный смех.
Но стену можно делить на части,
и завтра узнаешь, что было дальше,
Ведь луна, луна пока еще светит для всех...

Ты своей жизнью можешь легко
останавливать смерть.
Спаси меня, спаси меня, спаси меня —
налей для меня.
Если хочешь проверь! Я вижу кошку
в своих ногах — на нее приятно смотреть,
Но если кошке стать раза в три больше,
это будет совсем другой зверь.

Ты хочешь сделать меня счастливым —
начни конверсию для меня,
Отпусти меня бродить по миру, хотя бы
на год или на два дня.
Я знаю — не можешь. Ведь кто я тебе,
даже не родня.
Но луна еще светит для всех..
Спаси меня — налей для меня. Для меня...

Ты будешь утренней птицей в белой фате.
Ты будешь мне сестрой во Христе.
Ты будешь строкой на тетрадном листе.
Ты будешь стихом на могильной плите.

Я заполняю тобою свой холст на стене.
Я заполняю тобою все то, что во мне.
Я заполняю тобою свободный эфир.
Я заполняю тобою оставшийся мир.

Ты будешь красным цветком, что плывет
по реке.
Ты будешь бабочкой, что пока не в сачке.
Ты будешь водой в раскаленном песке.
Ты будешь звездой у меня на руке.

Я заполняю тобою свой холст на стене.
Я заполняю тобою все то, что во мне.
Я заполняю тобою свободный эфир.
Я заполняю тобою оставшийся мир.

Он приходит к нам, когда уже вечер отпет.
Он привык к темноте, не включает свет.
Бесшумной походкой войдет в эту дверь.
Он ищет здесь то, чего уже нет.

Он ищет здесь свой вчерашний день.
Он берет в руки медный крест и говорит мне:
«Надень!»
Но мы будем нелепы с этим крестом.
И говорю ему мирно: «Оставь его на потом».

Он хочет увидеть в наших глазах ту весну.
Он хочет увидеть любовь и одну,
Одну с нами нить, и корень один.
Но у нас другой ритм, и мы поем другой гимн.

Наш гимн жестче, но, быть может, светлей.
За каждой строчкой мы видим конкретных
людей.

Есть смысл за каждым движеньем руки.
Он знает все это, но приходит к нам вновь.
Наверно, вместе просто немного теплей.

В городе трех революций снова на месте
«Аврора».
Ее починили, наверно, в надежде на русский
авось.
Со Спаса снимают леса и красят заборы.
Спьяну блюет уважаемый северный гость.

В городе трех революций вдоль каналов
висят чужие флаги.
Тоскуют по родине жены и дети послов.
В конторе заводят новую пачку ненужной
бумаги.
В «Сайгоне» пьет кофе в отставке пилот косяков.

В городе трех революций вой милицейской
сирены.
Реки все так же с упорством одевают в гранит.
Герои, устав, режут вздутые вены.
Они несут свою кровь.

В городе трех революций стало тесно поэтам.
Одни уезжают, другие уходят, решив, что конец.
В мутную воду опять бросаю монету.
За что же люблю я тебя, трех революций отец.

В городе трех революций вой милицейской
сирены.
Реки все так же с упорством одевают в гранит.
Герои, устав, режут вздутые вены.
Они несут свою кровь.

Ты — моя крепость, я камень в кирпичной стене.
У меня на боку написано гнусное слово.
Но это относится только ко мне.
Ты же надежна вполне и к новому штурму
готова.

Ты — мое небо, я облако в этой дали.
Правда, радиоактивен с прошлой субботы.
И теперь я лишний в системе твоей любви,
Но нести облака — это твоя работа.

Ты — вся политика нашей страны.
Я — заявление ТАСС в местном эфире.
Ты — мораторий с одной стороны.
Я — нулевой вариант в нашей квартире.

Ты — свод законов на этой Земле.
Я же параграф или же исключенье.
Но никто не знает ничего обо мне,
Твой закон — любовь, и ты веришь в это ученье.

Ты — моя крепость, я камень в кирпичной стене.
У меня на боку написано гнусное слово.
Но это относится только ко мне.
Ты же надежна вполне и к новому штурму
готова.

Зачем тебе знать, когда он уйдет,
зачем тебе знать, о чем он поет.
Зачем тебе знать то, чего не знает он сам.
Зачем тебе знать, кого он любил,
зачем тебе знать, о чем он просил.
Зачем тебе знать то, о чем он молчит.

Поплачь о нем, пока он живой.
Люби его таким, какой он есть.

На детском рисунке домик с трубой.
Фидель Михаилу машет рукой.
Мы никак не можем привыкнуть жить
без войны.
В космос совместно-валютный полет,
ночью толпа — крестный ход.
Она уже видит себя в роли вдовы.

Поплачь о нем, пока он живой.
Люби его таким, какой он есть.

У тебя к нему есть несколько слов,
у тебя к нему даже, наверно, любовь.
Ты ждешь момента, чтоб отдать ему все.
Холодный мрамор, твои цветы.
Все опускается вниз, и в горле комок.
Эти морщины так портят твое лицо.

Поплачь о нем, пока он живой.
Люби его таким, какой он есть.

Тихое утро, над городом смог,
майская зелень, энцефалит.
Там хорошо, где нас с тобой нет.
Канистра с пивом, при чем здесь вода.
Искусственный белок, при чем здесь народ.
Сегодня умрешь, завтра скажут — поэт.