Марк Уральский - Горький и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

Спасибо за ружье [РуПоЕ. С. 34–36] [197] Копия письма А. И. Куприна, посланного им из Житомира 18 марта 1909 г. своему другу издателю журнала «Мир Божий» филологу Федору Батюшкову, хранится в Отделе рукописей Института русской литературы (Пушкинский дом) АH СССР. Фонд 20, ед. хран. 15. 125. ХСб 1. .

Письмо Куприна — эмоциональное, искреннее и очень личное, говорит само за себя и в контексте наших рассуждений не требует подробного анализа. Отметим только, что поносимый Куприным и Горьким Осип Дымов был очень контактный и приятный в обращении человек, друживший с большинством знаменитых писателей того времени, а Василий Регинин-Раппорт, Алексей Свирский и Семен Юшкевич всегда входили в круг их литературных единомышленников. С Куприным же Осип Дымов состоял в достаточно близких приятельских отношениях и оставил о нем теплые, глубоко уважительные воспоминания «Александр Куприн, буревестник русской литературы» [ДЫМОВ. Т. 1. С.221–233], в которых в частности имеются такие строки:

Куприн был очень честен в своих убеждениях и в том, как их выражал. Его легко можно было вывести из себя и он легко впадал в бешенство [ДЫМОВ. Т.1. С. 223].

Итак, появления русско-еврейских на русской культурной сцене в начале ХХ в. вызывало протестные настроения в отечественном культурном сообществе по трем основным причинам: религиозной (христианский антисемитизм), расовой и языковой. При этом, если христианский антисемитизм гневно порицался ведущими христианскими мыслителями ХХ в. — В. Соловьев, Н. Бердяев, Д. Мережковский и др., а расовая теория Вагнера-Чемберлена, была «популярна» лишь в очень узком кругу символистов, группировавшихся вокруг ярого германофила Эмилия Метнера [ЮНГГРЕН], то опасения насчет порчи «великого русского слова» выказывались почти всеми русскими писателей независимо от их политических убеждений. В этом вопросе «вскипал» даже Максим Горький, бывший если не инициатором, то уж, несомненно, проводником «еврейской волны» на русской культурной сцене.

Еще Иван Тургенев, в совершенстве владевший несколькими европейскими языками, декларировал, что выразить свою интимную сущность и все потаенные импульсы русской духовности писатель может только на родном ему русском языке.

Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, — ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! («Русский язык», 1882 г.)

С этой позиции двуязычие евреев-литераторов, не органическое, якобы поверхностное владение ими русским языком, означало невозможность для них соприкоснуться с глубинными сферами русской духовности. Здесь весьма показательно звучит высказывание Зинаиды Гиппиус, которую часто и, судя по всему, без должных на то оснований обвиняли в антисемитизме:

<���Аким Волынский > был худенький, маленький еврей, остроносый и бритый, с длинными складками на щеках, говоривший с сильным акцентом и очень самоуверенный. Он, впрочем, еврейства своего и не скрывал <���…>, а, напротив, им даже гордился. … Я протестовала даже не столько против его тем или его мнений, сколько… против невозможного русского языка, которым он писал. <���…> Вначале я была так наивна, что раз искренне стала его жалеть: сказала, что евреям очень трудно писать, не имея своего собственного, родного языка. А писать действительно литературно можно только на одном, и вот этом именно, внутренне родном языке. … Но этот язык, даже в тех случаях, когда страна — данная — их «родина», то есть где они родились, — им не «родной» не «отечественный», ибо у них «родина» не совпадает с «отечеством», которого у евреев — нет. … Все это я ему высказала совершенно просто, в начале наших добрых отношений, повторяю — с наивностью, без всякого антисемитизма… И была испугана его возмущенным протестом. … Кстати, об антисемитизме. В том кругу русской интеллигенции, где мы жили, да и во всех кругах, более нам далеких, — его просто не было [ГИППИУС].

Интересно, что ни о своем приятеле, двуязычном поэте-символисте литовце Юргисе Балтрушайтисе, ни о немце Юлии Меттнере или знаменитом тогда английском писателе Джеймсе Конраде — поляке родом из Бердичева, Зинаида Гиппиус в контексте своих рассуждений не упоминает [198] В связи с широким вхождением в ХХ в. иноплеменных по рождению писателей в английскую, французскую и русскую литературы, которые они ныне представляют на самом высоком мировом уровне — см.: https://megabook.ru/article/Список%20лауреатов%20нобелевских%20премий%20по%20литературе%20по%20странам — дискурс на эту тему представляется исчерпанным. . Что же касается Юшкевича, Дымова, Кипена, Айзмана и других русских писателей из евреев, то их критики порой вполне справедливо упрекали в языковых ляпсусах. Но и 100-процентные русаки из числа пишущей братии весьма и весьма часто изобличались теми же литературными критиками в неправильном, неграмотном или устаревшем словоупотреблении. Шутками на данную тему пробавлялись пародисты аж с начала ХХ в. Да и в целом проблема «языка» стояла очень остро в полемике «классицистов» с модернистами, где в качестве примера можно привести категорическое неприятие Иваном Буниным — одним из друзей-соперников Горького за звание «первого» русского писателя, творчества его выдающегося современника Алексея Ремизова. Да и самого Горького литературные критики, в том числе Жаботинский, не раз упрекали в стилистической небрежности.

Массово придя в русскую литературу в конце ХIХ в., евреи поначалу ничего особо значительного на этом поприще не создали. Однако они, несомненно, устраивали «гвалт» на литературной сцене, пробивали тропки для западных веяний, главным образом дувших из Скандинавии, Германии и со стороны «Молодой Вены» [199] «Молодой Веной» (также «Молодой Австрией») называла себя группа австрийских поэтов, прозаиков и журналистов, выступивших на литературную сцену в начале 1890-х годов с программой «преодоления натурализма». В литературе стран немецкого языка именно творчество писателей венской группы ознаменовало переход от реализма XIX века к модернизму как новому стилю эпохи, представленному на ранней стадии своего развития рядом нечетко разграниченных постнатуралистических тенденций (импрессионизм, эстетизм, неоромантизм, символизм и др.) [ЖЕРЕБИН]. , т. е. выступали как «обновленцы», борцы с эстетической рутиной. В ситуации литературной борьбы того времени наиболее яркие представители из их среды — Осип Дымов, Аким Волынский, Николай Минский, Семен Юшкевич, — который сам лично, отметим, предпочитал определять себя русским писателем еврейской темы (sic!) [200] Тем не менее, В. Жаботинский заявлял: «он наш», а Ш. Аш утверждал, что Юшкевич «писал по-еврейски», ибо вложил в свое творчество «еврейскую душу, еврейское сердце, еврейские нервы и еврейский ум» [ПОРТНОВА]. , — являли собой в глазах консервативно-охранительской критики: