Марк Уральский - Горький и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

Не случайно, что Горький с энтузиазмом поддержал предложение Оствальда, Рихарда Демеляи Эптона Синклера, сделанное в 1912 году, о создании всемирного мозга, который мыслился как Интернациональная Лига ученых.

<���…> Горький пытался распространить психофизическую концепцию на классовое сознание. В феврале 1933 года в статье «О пьесах» он говорит о классовых признаках как о чем-то «очень внутреннем, нервно-мозговом, биологическом». Нетрудно видеть, как можно применить биологическую интерпретацию классовой борьбы, кстати, совершенно чуждую марксизму [АГУРСКИЙ. С. 64, 65–68].

Среди западных мыслителей, чьи идеи находили живой отклик у Горького, следует назвать также Джона Дьюи [62] Центральное понятие в философии Дьюи — понятие опыта — всего того, что имеется в человеческом сознании, как врождённое, так и приобретённое; по его мнению основная задача философии состоит не в том, чтобы, «правильно используя опыт, добиваться единичных целей, а в том, чтобы с помощью философии преобразовать сам опыт, систематически совершенствовать опыт во всех сферах человеческой жизни». , с которым он лично познакомился в США (см. гл. IV), Огюста Конта и, конечно же, Людвига Фейербаха [63] В период его академической деятельности лекции Фейербаха слушал студент Карл Маркс, в самый поздний период жизни Фейербах сам встал на сторону марксизма. — одного из столпов классической марксистской философии.

В «Беседах о ремесле», которые печатались в 1930–1931 годах, Горький вспоминает, что он довольно рано понял решающее культурно-историческое значение труда, его организующую силу. Он называет книги <���…> социальных философов, в том числе «Азбуку социальных наук» В. В. Берви-Флеровского, книги, богатые фактическим материалом, внушившие твердую уверенность, что значение труда как основы культурного роста человечества должно быть очевидно и понятно для всякого рабочего человека, если он не идиот.

…уже <���…> в 90-е годы, он был «несколько знаком с учением Маркса», под влиянием которого у него слагалась «третья мораль»: не ницшеанский принцип «падающего толкни» и не христианский — «падающего поддержи», а — «восстающего поддержи». Подводя известный итог своему общему пониманию философской ориентации, в речи «Борьба с неграмотностью» <1920 г.> Горький выделяет «основные вопросы, которые интересуют все человечество и которые впервые еще у дикарей толкнули мысль на тот путь, который привел к великим завоеваниям, которые сейчас в ваших руках:… откуда человек? Что такое жизнь? Как она началась на земле? Есть ли у нас душа? Что такое душа?» Писатель фиксирует «антропологическое» ядро философии, ее суть, восходящую к парадигме мифологического мышления, к началу становления человеческой культуры. То умонастроение, которое несла философская антропология, было близко Горькому и как писателю, и как самобытному философу.

<���…>

Горький фактически воспроизводит тот антропологический круг, который был вычленен в философии со времен Людвига Фейербаха: человек — исходный пункт размышлений философа (и художника, по Горькому), и он же — конечная цель [ЛЮБУТИН].

Согласно Людвигу Фейербаху, чье учение Энгельс назвал «концом немецкой классической философии»

тайной теологии является антропология. Религия есть ни что иное как выражение, «опредмечивание» основных потребностей человека, форма его самосознания. Отсюда Фейербах приветствует позитивное развитие, состоящее в том, что человечество отрицает Бога и утверждает самого себя. Таким образом, исторический распад христианства казался Фейербаху неизбежным: как на место молитвы пришел труд, место Христа должен занять человек. Вместе с тем, устраняя или, точнее, меняя субъекта религиозных предикатов мудрости, гуманности, совершенства, доброты, моральности и т. п., Фейербах ни в коем случае не хотел их устранить. Отсюда он получил прозвище «набожного атеиста» [МАРКОВ].

Историки философии иногда называют Фейербаха «оптимистичным аналогом Ницше». Как будет показано ниже Горький в своем «богостроительстве» по существу воплощал идеи Фейербаха, которые интерпретировал в терминах Ницше. Следует, однако, подчеркнуть, что, интересуясь самыми разными идеями европейских и американских мыслителей, Горький никогда

не отождествлял себя ни с одним из этих философов целиком [АГУРСКИЙ. С. 54].

Судя по переписке Горького, где, естественным образом, можно выискать много интимного и даже сокровенного, на него Шопенгауэра «было, однако, одним из самых ранних и самых сильных».

В конце восьмидесятых годов Горький приобрел в Казани «Афоризмы и максимы» Шопенгауэра, а к середине девяностых годов уже перечитал всего Шопенгауэра из того, что было переведено на русский. Тогда же он познакомился фон Гартманом и Ницше. В 1927 году в письме к Лутохину Горький признавался, что Шопенгауэр остается его любимым чтением, а в 1931 году в «Беседах о ремесле» заметил со свойственной ему двусмысленностью, что прочел в молодости Шопенгауэра без какого-либо для себя вреда [АГУРСКИЙ. С. 54] [64] Напомним, что Шопенгауер был своего рода Alter ego (лат. — «другой я») Ницше. .

Здесь налицо своего рода мировоззренческий нонсенс: произведения самого знаменитого философа-пессимиста и мизантропа ХIХ в. оказываются любимым чтивом великого оптимиста и человеколюбца ХХ столетия! Другим такого же рода нонсенсом является негативное отношение Горького к теории эволюции Дарвина и одновременно увлечение идеями таких ревностных эволюционистов, как упоминавшиеся ваше Эдуард Леруа и Пьер Терьяр де Шарден. Все это, однако, лишь подтверждает тезис о синкретичности и в определенной степени противоречивости мировоззрения Горького. Заявляемый им с конца 1920-х годов мировоззренческий марксизм-ленинизм, таким образом, покоился на очень хлипком, с точки зрения партийной догматики, идеологическом фундаменте.

Философская основа горьковского мировоззрения — отдельная большая тема в горьковедении, разработанная пока еще весьма поверхностно. Основное направление в ней — «Горький и Ницше». Не останавливаясь подробно на оценке личности и философии Ницше, — список литературы на эти темы воистину беспределен [65] Для введения в философию «Ницше» можно рекомендовать, след литературные источники из библиографического указателя: [ДЕЛЕЗ], [ЯСПЕРС], [МАРКОВ], [НИЦШЕ], [НЕКРАСОВА], [ПОДОРОГА]. , — напомним, что влияние его идей в России на рубеже ХIХ — ХХ веков было очень значительным — см., например, [ЮНОЕ].

Источник здоровой культуры Ницше усматривал в сосуществовании двух начал: дионисийского и аполлонийского. Первое олицетворяет собой необузданную, роковую, пьянящую, идущую из самых недр природы страсть жизни, возвращающую человека к непосредственной гармонии мира и единству всего со всем; второе, аполло-нийское, окутывает жизнь «прекрасной кажимостью сновиденческих миров», позволяя мириться с нею. Взаимно преодолевая друг друга, дионисийское и аполлонийское развиваются в строгом соотношении. В рамках искусства столкновение этих начал приводит к рождению древнегреческой трагедии, на материале которой Ницше и разворачивает картину становления культуры. Наблюдая за развитием культуры Древней Греции, Ницше заострил внимание на фигуре Сократа. Тот утверждал возможность постижения и даже исправления жизни посредством диктатуры разума. Таким образом, Дионис оказался изгнанным из культуры, а Аполлон выродился в логический схематизм. Совершённый насильный перекос и является источником кризиса культуры, оказавшейся обескровленной и лишённой, в частности, мифов. Одним из наиболее ярких символов, запечатлённых и рассмотренных философией Ницше, стала так называемая Смерть Бога. Она знаменует утрату доверия к сверхчувственным основаниям ценностных ориентиров, в первую очередь к христианской религии — т. н. нигилизм, проявившийся в западноевропейской философии и культуре. Процесс этот, по мнению Ницше, исходит из нездоровья самого духа христианского учения, отдающего предпочтение потустороннему миру. Смерть Бога проявляется в охватывающем людей ощущении бездомность , осиротелости, потери гаранта благости бытия. То, что старые ценности не удовлетворяют человека, и он ощущает их безжизненность и вместе с тем свою бездомность , осиротелость, потерю гаранта благости бытия, свидетельствует, по мнению Ницше, о «смерти Бога», который «задохнулся в богословии», также как «нравственность — в морали».