Марк Уральский - Горький и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

(1934 г.), «Пролетарский гуманизм» (1934 г.) и других он, по сути, проклял Ницше как предтечу нацизма. Именно Горький стал главным проводником этого мифа в СССР, что, впрочем, объяснимо, ибо в эти годы значительная часть интеллектуальной Европы (Ромен Роллан, Томас Манн и другие), напуганная фашизмом, отвернулась от своего прежнего «кумира». Интересно, что именно в это время современники отмечали внешнее сходство Ницше и Горького. Ольга Форш в статье «Портреты Горького» писала: «Он сейчас очень похож на Ницше. И не только пугающими усами, а более прочно. Может, каким-то внутренним родством, наложившим на их облики общую печать». Загадка этого «двойничества», по-видимому, волновала и самого писателя. В повести «О тараканах» Горький заметил: «Юморист Марк Твен принял в гробу сходство с трагиком Фридрихом Ницше, а умерший Ницше напомнил мне Черногорова — скромного машиниста водокачки на станции Кривая Музга» [БАСИНСКИЙ (II). С. 31].

Действительно, из-за больших «моржовых» усов (Walrus moustache), которые оба писателя носили, — а по расхожему мнению Горький в середине 1910-х годов специально отрастил усы такой формы, чтобы внешне походить на своего кумира! — при сопоставлении фотографий Ницше и Горького они выглядят очень похожими друг на друга [67] Помимо усов у Ницше и Горького имеются и другие «общие места». Например, они оба жили какое-то время в Сорренто: Ницше всего лишь одну зиму в 1876/1877 гг., а Горький почти 9 лет — с 1924 по 1933 годы. .

Напомним, что Сталин тоже носил большие усы, хотя и иной формы — «шеврон» (Chevron moustache), и хотя они с Горьким были совсем не похожи, усы явно выступают «объединяющим знаком» на их репрезентативных совместных фотографиях.

Несмотря на публичное поношение Ницше в 1930-х годах, в приватной сфере отзывы Горького о нем имели уважительную тональность. Так, например, в письме к известному литературоведу Д. П. Мирскому от 8 апреля 1934 года он писал, несомненно, имея в виду свои пропагандистские заявления о «здоровой советской моло-деже»: «Ницше Вы зачислили в декаденты, но — это очень спорно, Ницше проповедовал „здоровье“».

Подводя итог рассуждениям на тему о ницшеанстве Горького, еще раз подчеркнем, что в независимости от заявлений на сей счет самого писателя, с начала его литературрного пути и вплоть до 1930-х годов, как русская, так и западная критика однозначно связывала идейный пафос его творчества с именем Ницше. Недаром же в 1906 году, впервые оказавшись за границей, Горький, рекомендованный его западными почитателями сестре покойного философа Элизабет Фёрстер-Ницше [68] Сам Ницше сестру не любил и называл «Мстительной антисемитской дурой» [NIETZSCHE]. Фёрстер-Ницше является основателем (с 1894 г.) «Архива Ницше» («Nietzsche-Archiv») в г. Веймар. Фёрстер-Ницше издавала труды брата в собственной редакции, а для многих материалов не давала разрешение на публикацию. В частности книга «Воля к власти» была полностью составлена ею самой на основании черновиков Ницше. Из-за тенденциозного подбора ею отрывков и прямой фальсификации отдельных текстовых фрагментов все известные специалисты по творчеству Ницше того времени от сотрудничества с ней отказались. В 1930 г. Фёрстер-Ницше примкнула к национал-социалистической партии Германии. Адольф Гитлер трижды посетил созданный ею музей-архив, где сфотографировался почтительно смотрящим на бюст Ницше и объявил его центром национал-социалистической идеологии. Экземпляр книги «Так говорил Заратустра» вместе с «Майн Кампф» и «Мифом двадцатого века» Розенберга были торжественно положены в склеп Гинденбурга. Гитлер также назначил Элизабет пожизненную пенсию за заслуги перед отечеством. , получил от нее письменное приглашение посетить возглавляемый ею дом-музей «Архив-Ницше». Визит по независящим от желания Горького обстоятельствам не состоялся, но само это приглашение свидетельствует о том, что русский писатель был явно аттестован как горячий поклонник Ницше.

Другой показательный пример — утверждение Томаса Манна, что Горький, мол, построил «своего рода мост между Ницше и социализмом» [МАНН], — в его статье-послании по случаю 60-летней годовщины со дня рождения Максима Горького в 1928 году. В январе 1930 года Горький получил письмо от немецкого поэта Вальтера Гильдебранда. Оно весьма точно отражает начало кризиса этой идеи:

«Признаешь водовороты Ницше и в то же время являешься коммунистом, с другой стороны — ты коммунист, на которого Ницше смотрит с презрением. Я почитаю Райнера Мария Рильке, этого большого одинокого человека, ушедшего в себя, и в то же время я чувствую сродство и единомыслие с Вами». Но отношение Горького к Ницше в это время было уже резко отрицательным. В статьях «О мещанстве» (1929 г.), «О старом и новом человеке» (1932 г.), «О солдатских идеях» (1932 г.), «Беседы с молодыми» (1934 г.), «Пролетарский гуманизм» (1934 г.) и других он, по сути, проклял Ницше как предтечу нацизма. Именно Горький стал главным проводником этого мифа в СССР, что, впрочем, объяснимо, ибо в эти годы значительная часть интеллектуальной Европы (Ромен Роллан, Томас Манн и другие), напуганная фашизмом, отвернулась от своего прежнего «кумира» [БАСИНСКИЙ (II)].

Когда же Максим Горький был канонизирован как основатель советской литературы, ее первый классик и высший авторитет, открыто писать о его ницшеанских симпатиях было категорически запрещено: эта тема обходилась стороной в научном горьковедении более 50 лет, вплоть до эпохи «перестройки». Одновременно в СССР происходило повсеместное очернение имени Ницше, официально получившего статус «главного идеолога» немецкого фашизма. Из биографии Ницше известно, что его сильно волновала будущность его философского наследия, и насколько верно по отношению к его собственному мировоззрению в будущем будут

поняты его мысли, которые сам он определял как «странные и рискованные». В мае 1887 года он делился со своей давней приятельницей Мальвидой фон Мейзенбург опасениями, что его деструктивно-конструктивная философия, которая могла бы стать благословением для человечества, может оказаться и величайшим бедствием, и зависит это от многих обстоятельств и случайностей. В другом письме к ней он признается: «Меня все еще ужасает мысль, как совершенно неподготовленные люди однажды воспользуются моей философией». При этом он честно предупреждал мир о ее «взрывоопасности»: «Я — бедствие…», «Я — динамит»[ИОНКИС].

Как профетический философ Ницше явно чувствовал, что «в последние дни явятся наглые ругатели, поступающие по собственным своим похотям» (2-е Петр) и что имени его суждено «пострадать, чтобы очиститься». Еврейская тема у Ницше — тому особый пример, ибо именно с ней во многом связана его «подмоченная» репутация философа-гуманиста. Поскольку, как отмечалось выше, высказывания Ницше на любую тему не могут быть однозначно интерпретированы, тем более в определениях с окончанием на «-фоб» (от греч. phobos — страх) и «-фил» (от греч. philos — друг, любящий), нацисты, исключив из текстов Ницше не устраивающие их оппозиции, внесли его имя в ряды восхваляемых ими теоретиков расового антисемитизма. Нельзя сказать, что на этом пути им пришлось сильно потрудиться. В язвительной критике Ницше современного социума негативная оценка роли иудейства и евреев в истории человечества звучит достаточно звонкой нотой. Вот для примера выдержки из его знаменитого тракта «Антихрист. Проклятие христианству. Гл. 24.» [НИЦШЕ (III). С. 649–651], в котором жесткая, подчас издевательская критика христианского вероучения начинается с осуждения его корневой морально-этической основы — иудейства и его носителей евреев: