Николай Богомолов - Разыскания в области русской литературы XX века. От fin de siecle до Вознесенского. Том 1. Время символизма

Бакалейщику ( франц. ).

Об отношении А. Н. Бенуа к Бальмонту см. в его воспоминаниях: «Должен сказать, что и в трезвом виде Константин Дмитриевич не был мне приятен. Отталкивающее впечатление производила на меня одна его наружность <���…> Его манеры напоминали актера, играющего роль ловеласа-бреттера. При этом высокомерная гримаса, нескрываемое выражение какого-то своего безмерного превосходства над другими» и т. д. (Там же. С. 426).

О встречах Мережковских с представителями различных французских политических течений, в том числе с анархистами, см .: Соболев А. Л. Мережковские в Париже. С. 341–344. Сама Гиппиус вспоминала об этом времени так: «…у нас было три главных интереса: во-первых, католичество и модернизм (о нем мы смутно слышали в России), во-вторых, европейская политическая жизнь, французы у себя дома. И наконец — серьезная русская политическая эмиграция, революционная и партийная <���…> С французами вначале мы виделись все-таки меньше. Увлеченье Д. Ф. синдикализмом послужило нам к знакомству с г. Лагарделем, очень известным тогда синдикалистом. Молодой, статный, чернокудрый и чернобородый, он был очень приятен особой живостью и своими зажигательными речами» ( Гиппиус З. Собр. соч. Т. 16. С. 257, 259). Ср. также: Павлова М. Мученики великого религиозного процесса // Мережковский Д., Гиппиус З., Философов Д. Царь и Революция. М., 1999). Несколько подробнее о своих беседах с анархистами Гиппиус рассказывает в письме 17.

Николай Александрович Бердяев (1874–1948) — философ, в середине 1900-х входил в круг близких знакомых Мережковских. Подробнее см.: Бердяев Николай. Самопознание: Опыт философской автобиографии. М., 1991. С. 126–131; Вадимов Александр. Жизнь Бердяева: Россия. Berkeley, 1993 (по указателю); Письма Николая Бердяева / Публ. В. Аллоя // Минувшее. [Т.] 9. Paris, 1990. Ср. обобщающую характеристику их отношений со стороны Бердяева: «Прожил четыре месяца в Париже, а теперь опять вернулся в деревню. В Париже жизнь была внутренно интересной, особенно важно и значительно было мое общение с Мережковскими. Все почти время мы очень жестоко полемизировали друг с другом, спорили и даже ссорились, но то было поучительным столкновением людей, которые находятся в одной плоскости и живут одними интересами. Обзывали они меня и православным, и консерватором, и спиритуалистом, и индивидуалистом, а я ругал их за ложное отношение к революции, за разрыв с религиозным прошлым, за склонность к сектантскому самоутверждению. Но эти споры и ссоры были значительны и много дали» (Письмо к В. И. Иванову от 22 июня <1908> / Публ. А. Б. Шишкина // Вячеслав Иванов: Материалы и исследования. М., 1996. С. 133; цитировавший с некоторыми разночтениями это письмо А. Л. Соболев датирует его 28 июня (Мережковские в Париже. С. 369). К сожалению, мы были лишены возможности сверить текст с оригиналом, дабы устранить разноречие). Нувель часто сталкивался с Бердяевым во время собеседований на «башне» Вяч. Иванова.

Речь идет о романе Михаила Алексеевича Кузмина «Крылья» (первая публикация: Весы. 1906. № 11). Завершив работу над романом (или, скорее, в современной терминологии, повестью) осенью 1905 г., Кузмин довольно широко читал его знакомым, причем Нувель, слушавший чтение еще 10 октября 1905 г., был одним из активных его пропагандистов. См.: «Нувель приходил узнать, куда я скрылся, просит позволения сегодня читать „Крылья“ [Дягилеву, Философову, Баксту] кому-то» ( Кузмин М. Дневник 1905–1907. СПб., 2000. С. 82. Фамилии, заключенные в скобки, в оригинале зачеркнуты). Об отношениях Кузмина и Нувеля см. в публикации их переписки: Богомолов Н. А. Михаил Кузмин: Cтатьи и материалы. М., 1995. Прочитав роман (уже в печатном виде), Гиппиус отнеслась к нему крайне негативно (см.: Антон Крайний. Братская могила // Весы. 1907. № 7. С. 56–63).

Здесь и далее — см. примеч.4 к письму 7.

Речь идет о созыве 1-й Государственной Думы (начало заседаний 27 апреля), большинство которой составляли кадеты. Николай Иванович Кареев (1850–1931) — знаменитый историк, был членом партии кадетов и депутатом 1-й Думы. Ироническая фраза Гиппиус — перефразировка известного места из гоголевского «Ревизора»: «Жизнь моя, милый друг, течет, говорит, в эмпиреях: барышень много, музыка играет, штандарт скачет…»

О Н. М. Минском см. письмо 15, примеч. 3. «Мэонизм» — его философская теория, к которой Гиппиус относилась с большим скептицизмом. См.: «Меонизм» Н. М. Минского в сжатом изложении автора // Русская литература ХХ века. Т. 1. С.364–368. В Париже Минский скрывался от преследований за активное участие в деятельности петербургской социал-демократической газеты «Новая жизнь»; Мережковские считали его революционные настроения несерьезными и скоропреходящими. В письме к Брюсову от 11 мая 1906 г., вскоре по приезде в Париж, Гиппиус писала: «Видели „эмигрантов“. Одинокого романтика, злобного идеалиста от мэонов…» (Литературоведческий журнал. 2001. № 15. С. 130 / Публ. и подг. текста М. В. Толмачева; коммент. Т. В. Воронцовой).

Об отношениях Мережковского и Л. Н. Вилькиной в 1905–1906 гг. см. его письма к ней (Публ. В. Н. Быстрова // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1991 год. СПб., 1994). Для характеристики этих отношений весьма показательно несколько более позднее письмо Минского к Мережковскому, которое приведем полностью:

Дорогой Дмитрий Сергеевич,

На днях я писал Дмитрию Владимировичу, прося назначить мне свидание по «конфиденциальному» делу и ответа на свое письмо не получил — не хочу думать, почему. А конфиденциальное это дело заключалось в следующем. Я хотел через Д<���митрия> В<���ладимировича> просить Вас, в случае, если Вы изменили свое мнение о стихах Л<���юдмилы> Н<���иколаевны> (Вы прежде, кажется, отзывались о них с некоторым одобрением?), не писать о них вовсе. Почему у меня явилась мысль о том, что Вы можете отнестись к стихам Л<���юдмилы> Н<���иколаевны> отрицательно, — не смогу Вам сказать, не знаю сам. Что-то было в Ваших словах, в Вашей улыбке в последний раз, что меня обеспокоило. Сознаюсь Вам, что пишу это письмо с некоторым насилием над самом собою; мне было бы гораздо легче просить Вас не непосредственно, а через Д<���митрия> В<���ладимировича>. Как-то странно мне говорить с Вами о критических отзывах. Но вы ведь знаете, что лично я ни от какой критики ни полемики не бегу, а, наоборот, иду им навстречу. Если бы дело касалось тут Ваших убеждений или если бы Вы по обязанности должны были давать отзывы о новых книгах, я, конечно, никогда не решился бы просить Вас о чем бы то ни было. Но в настоящем случае речь о Вашем отзыве зашла только по моей просьбе, и, сознаюсь, мне бы было мучительно думать, что по моей же воле появится о стихах Л<���юдмилы> Н<���иколаевны> отрицательный отзыв, который ее так сильно огорчит. Мне было бы больно, ели бы Вы ее огорчили, и еще больнее, если бы я сам был тому причиной. А Вы, вероятно, знаете, что значит для русского писателя критический отзыв, подписанный Вашим именем. Ваше признание или Ваше отрицание имеет в русской литературе почти абсолютное значение.