Жан Бодрийар - Фатальные стратегии

Порно имеет целью достоверное воссоздание секса, ретро имеет целью достоверное воссоздание событий, культурных особенностей, исторических фигур. Галлюцинирование в деталях, очищенное от всякой ностальгии силой чрезвычайной точности знаков. Это реальное вымогательство : все загоняется в реальное и там насильно сигнифицируется. И возможно, нет ничего «достоверного» за исключением того, что выставлено в слишком ярком свете, со слишком высоким коэффициентом точности.

Таким образом получается, что любое реальное отныне перешло в гиперреальность порно, любое теперешнее обернулось ретро, любая простенькая мелодия смысла превратилась в стереофонию сигналов, которые убаюкивают нас.

Это обсценность всего того, что беспрестанно снимается, фильтруется, пересматривается и корректируется под широкоугольным объективом социальности, нравственности и информации.

Это люди, у которых вымогают их жизнь по телевидению, это вся исконная Франция, от которой требуют признания и публичной исповеди, даже животных привлекают к образовательному шантажу: раньше можно было наблюдать роды жирафа в прямом эфире – что за прелесть! – а сегодня передача идет в школе, и мы наблюдаем за животными с детскими комментариями и т. д. Любой фильм будет демонстрироваться только после бесполезной и глупой дискуссии: мягкая технология культуры, жесткая социализация, ползучая обсценность непрерывного социального комментария.

Опрос, привлечение общественного внимания, включенность, таргетинг, контакт, взаимосвязанность – все это терминология чистой обсценности , испражнения [déjection], непрерывного выделения [abjection]. Это обсценность модификации, это дикая ликвидность знаков, ценностей, это тотальная экстраверсия поведения в сторону операциональности… Чистая и обезличенная обсценность опросов общественного мнения и статистики – массы должны раскрыть свою тайну, даже если ее у них нет. Весь мир должен раскрыть свою тайну, преодолеть порог молчания и войти в имманентное пространство коммуникации, туда, где стирается даже минимальное пространство взгляда. Что бы ни говорили, но взгляд никогда не является обсценным. Напротив, обсценное то, что больше неподвластно взгляду, а следовательно, и соблазну, то, живое оно или неживое, что больше не может быть охвачено минимальным соблазном взгляда, и обнаженное, безо всякой тайны, обречено на немедленное поглощение.

Обсценность – это абсолютная близость наблюдаемой вещи, погружение взгляда в экран обозрения, гипервизия крупным планом, пространство без дистанции, полный промискуитет взгляда с тем, что видится. Проституирование взгляда.

Мы, в особенности западные люди, воспринимаем лица, словно половые органы, в их психологической обнаженности, в их аффектации истины и желания. Лишенные масок, знаков, церемониала, они зияют, по сути, обсценностью своего вымогательства. И мы подчиняемся зову этой неподдающейся обнаружению истины, тратим всю нашу энергию на декодирование пустоты. Лишь кажимости, а именно знаки, которые не позволяют фильтровать смысл , защищают нас от этого излучения, от этого рассеяния сущности в пустом пространстве истины.

Лицо, лишенное своих кажимостей, является лишь половым органом, тело, лишенное своих кажимостей, голо и обсценно (хотя нагота может облечь тело и защитить его от обсценности).

Конечно, невозможно полностью лишить тело или лицо их кажимостей и предать их чистому вожделению взгляда, лишить их ауры и предать чистому вожделению желания, лишить их тайны и предать чистому процессу декодирования. Но не стоит недооценивать силу обсценного, его способность уничтожать всякую неоднозначность и всякий соблазн и предавать нас бесповоротной фасцинации безликих тел, безглазых лиц и безвзглядных глаз. Впрочем, быть может, это нас и притягивает прежде всего: абсолютно экстатический и обсценный мир чистых объектов, которые просвечивают друг сквозь друга и которые расщепляются друг на друга, как чистейшие атомные ядра достоверности.

Эта обсценность сносит собой все, что осталось от иллюзии глубины, и последний вопрос, который можно еще задать разоблаченному миру, звучит так: есть ли в нем скрытый смысл? Когда все сверхсигнифицировано, становится неуловимым сам смысл. Когда все ценности переэкспонированы в каком-то экстазе безразличия (в частности, социальное в социализме современной Франции), то само доверие к таким ценностям уничтожается.

Так, например, быть может со стороны традиционной порнографии имелась своего рода уловка. По сути, порно говорит: настоящий секс где-то существует, потому что я карикатура на него. И какая-то мера существует, потому что я ее эксцесс. Но весь вопрос в том, существует ли где-то настоящий секс, секс как идеальная ценность тела, как «желание», которое необходимо высвободить? Действительное состояние вещей, состояние полной открытости секса, отвечает: нет. Секс может быть совершенно высвобожденным, совершенно прозрачным и без желания, и без удовольствия (и при этом функционировать).

Тот же вопрос ставится и перед политической экономией: вне меновой стоимости, воплощающей абстрактность и бесчеловечность капитализма, существует ли настоящая субстанция стоимости (ценности), идеальная потребительная стоимость товара, которую можно и нужно высвободить? Хорошо известно, что нет, что потребительная стоимость исчезла с горизонта меновой стоимости и является всего лишь парадоксальной мечтой политэкономии.

Тот же самый вопрос встает и перед социальным: вне этой террористической и гиперреальной социальности, этого вездесущего шантажа коммуникации существует ли настоящая субстанция социального, идеальность социальных отношений, которую можно и нужно высвободить? Совершенно очевидно, что нет: равновесие, гармония некого общественного договора исчезла с исторического горизонта, и мы обречены на чистую обсценность модификации. И не надо думать, будто мы переживаем реализацию скверной утопии, – нет, мы переживаем реализацию утопии как таковой, то есть ее крах в реальности.

То же самое происходит с театром и сценической иллюзией.

Барочный театр еще имел в себе некую экстравагантность репрезентации. Полная сценическая иллюзия, неотделимая от гуляний, игры фонтанов, фейерверков, механических ухищрений (серьезная техническая механика зародилась в процессе производства театральной иллюзии). Как и сверстница симулякра – оптическая иллюзия, более реальное, чем реальное, но без стремления перепутаться с ним, наоборот: благодаря механизмам, артефактам, технологии и подделкам реальному бросали вызов согласно его же собственным правилам . То же самое и с перспективой в живописи и архитектуре XVI–XVII веков – ее использование часто имело иллюзионистский и оперный характер. Оставалась инсценировка, стратегия кажимостей, но не реального, – иллюзия сохраняла всю свою власть, не раскрывая своей тайны (которой нет).