Алейда Ассман - Европейская мечта. Переизобретение нации

Тем не менее врачующее забвение было вновь использовано и после Второй мировой войны для восстановления западногерманского общества и укрепления мира в Европе. Вслед за капитуляцией Германии союзники в течение короткого времени покончили с нацистским государством в политическом, юридическом и символическом плане, предав уголовному преследованию видных нацистских преступников в рамках Нюрнбергского процесса. Таким образом, союзники восстановили правопорядок, однако речь шла скорее об акте избавления от вины и очистительном забвении, нежели о настоящем расследовании преступлений, совершенных нацистским режимом. То, что устроило союзников, немцам обошлось дешево. Большую часть нацистских функционеров реабилитировали, подлинная воля разыскать и наказать преступников в обществе отсутствовала. Герман Люббе позднее назвал эту ситуацию в послевоенном западногерманском обществе «коммуникативным умолчанием». Он оценивал такое умолчание весьма положительно; оно имело, по мнению Люббе, защитные свойства некоего кокона, внутри которого смогло произойти преобразование нацистского режима в современную западную демократию. В атмосфере защитного умолчания коричневых биографий демократизация среди граждан осуществлялась быстрее и эффективнее, чем в атмосфере взаимного недоверия, обвинений и доносительства. С точки зрения Германа Люббе, это было даже необходимо для демократизации: «Это умолчание было социально-психологической и политической атмосферой, необходимой для преобразования нашего послевоенного населения в гражданское общество Федеративной Республики Германии» [49] Lubbe H. Vom Parteigenossen zum Bundesbürger. Über Beschwingende und Historisierte Vergangenheiten. München, 2007. S. 20; Lübbe H. Der Nationalsozialismus im politischen Bewusstsein der Gegenwart // Deutschlands Weg in die Diktatur, hg. v. Martin Broszat u. a. Berlin, 1983. S. 334. .

Несомненно, в ту пору слышались и голоса несогласных, чьи веские аргументы нарушали это довольное самоуспокоение. Уже через пять лет после речи Черчилля Ханна Арендт показала, какой может быть альтернатива забвению, увязав ее с требованием исторической правды и необходимостью расследования исторических преступлений. В предисловии к английскому изданию своей книги «Истоки тоталитаризма» она в нескольких предложениях предвосхитила за полвека принципы новой мемориальной культуры: «Мы уже не можем позволить себе взять то, что было благом в прошлом, и просто назвать его нашим наследием, отбросить плохое и считать его мертвым грузом, который само время предаст забвению» [50] Über den Totalitarismus – Texte Hannah Arendts aus den Jahren 1951 und 1953, übersetzt von Ursula Ludz, kommentiert von Ingeborg Nordmann. Dresden, 1998. S. 14. [См. рус. пер.: Арендт Х. Истоки тоталитаризма. М.: ЦентрКом, 1996. С. 31.] . Арендт была убеждена, что травматическое прошлое века экстремального насилия не исчезнет само собой, как бывало раньше, но потребует к себе серьезной ретроспекции: «Мы должны осознать и нести бремя, которое наш век возложил на нас». Ее учитель Карл Ясперс в речи по случаю вручения ему в 1958 году Премии мира Союзом немецкой книжной торговли сказал: «Простые организмы забывают и начинают все заново, но мы люди, и мы никогда не найдем правду, если не будем помнить о том, что сделано до нас» [51] Jaspers K. Rede anlässlich der Verleihung des Friedenspreises des Deutschen Buchhandels 1958, http://www.friedenspreis-des-deutschen-buchhandels.de/sixcms/media.php/1290/1958_jaspers.pdf (последнее посещение 07.08.2018). .

Если бывшие преступники и их пособники, находясь под защитой забвения, чувствовали себя вполне комфортно, то для их жертв атмосфера «коммуникативного умолчания» была гнетущей. Их точку зрения в 1960-е годы публично выразили еврейские реэмигранты, такие как юрист Фриц Бауэр или уцелевший узник Аушвица Жан Амери, но их голоса не вызвали тогда широкого отклика; лишь в 1980-е и 1990-е годы они снова зазвучали в немецком обществе. Это объясняется не только повторяющимися поминальными днями, но и появлением новых понятий, а также возрастом переживших Холокост. Аннет Вивьерка [52] Аннет Вивьерка (род. в 1948 г.) – французский историк, специалистка по Холокосту и истории еврейского народа в ХХ веке. См. ее книгу «Как я объяснила моей дочери, что такое Освенцим», изданную в России в 2001 году. – Прим. ред. назвала 1990-е «десятилетием свидетелей». После 1945 года таких понятий, как «травма» и «свидетельство», применительно к жертвам нацистских преступлений еще не выработали. В одном отношении Нюрнбергский процесс не был уникален, а именно в отношении к жертвам Холокоста. Им отводилась традиционная роль свидетелей, приглашенных на судебный процесс с одной целью – дать показания, которые наряду с допросом обвиняемых и собранными изобличительными материалами (в том числе документальными кинолентами) помогали задокументировать совершенные преступления. На Нюрнбергском процессе проблема «Убийство европейских евреев» еще не вышла на первый план. Жертвы были лишь одними из свидетелей.

Почти двадцать лет спустя иерусалимский процесс над Эйхманом, состоявшийся в 1961 году, коренным образом изменил положение. Теперь перед судом предстал единственный преступник и множество свидетелей, которые впервые в жизни смогли публично поведать о своих страданиях. Одновременно их ареной стал весь мир, ибо судебный процесс всюду показывался по телевидению. Исторически новая фигура «жертвы-свидетеля» сыграла важную роль и в «Освенцимском процессе» во Франкфурте (1963–1965). Генеральный прокурор Фриц Бауэр вызвал для участия в крупнейшем за всю историю ФРГ судебном процессе над нацистскими преступниками 212 узников, выживших в Освенциме, из 18 стран. Лишь оглядываясь назад, можно по достоинству оценить культурно-историческое и мемориально-политическое значение этого процесса: «В разгар холодной войны жертвы-свидетели предстали как международная группа, которая пересекла государственные границы и стала историко-политическим актором, прообразом транснационального сообщества свидетелей» [53] Knellessen D. Opfer als Akteure. Interventionen ehemaliger NS-Verfolgter in der Nachkriegszeit / hg. im Auftrag des Fritz Bauer Instituts von Katharina Stengel. Frankfurt am Main; New York, 2008. S. 11. .

Очевидна тесная связь между историей насилия, правом и свидетельствованием. В Иерусалиме и во Франкфурте мощное, впечатляющее выступление выживших свидетелей имело и большое символическое значение. Понятие «свидетель» приобрело коннотации, выходящие далеко за рамки юридической роли в этих процессах. Свидетели стали краеугольным камнем мемориальной культуры, которая сформировалась лишь двумя десятилетиями позже и спустя почти полвека после окончания войны, утвердившись благодаря новым понятиям, дискурсам и институтам. Понятие «свидетель» и «свидетельствование» вышли за рамки судебных заседаний; сегодня они относятся к голосам жертв, переживших Холокост, а также другие геноциды и преступления против человечности, которые вошли в сознание мировой общественности за последние десятилетия ХХ века. Если показания свидетеля в суде призваны дать лишь юридически пригодный материал для вынесения приговора, то личные рассказы выживших жертв помещают их в более широкий контекст и свидетельствуют об исторических преступлениях против человечности именно там, где историки их не задокументировали, ибо, когда эти злодеяния совершались, они еще не классифицировались не то что как преступления, но даже как «события».