Сергей Лишаев - Философия возраста (возраст и время)

Интересные размышления о возрасте мы находим в совместной работе петербургских философов К. С. Пигрова и А. К. Секацкого, подытоживающей их многолетнее совместное чтение спецкурса по философии возраста. Специфика этой работы во многом определяется тем, что перед нами «монография в диалогах». «Бытие и возраст» представляет собой перевод в форму книги совместных размышлений о возрасте как о «времени в его ближайшей данности» (А. Секацкий), как о «переживаемой… экзистенциально идее времени» (К. Пигров) [55]. Авторы рассматривают возраст в самых разных аспектах. Весьма ценным качеством этой работы представляется осуществленное авторами соотнесение проблематики возраста с размышлениями о человеческой сущности, о времени и бытии. Существенно и то, что авторы говорят не только о личных отношениях человека со временем, но и о способах включения человека в мир, об отношении персонального времени с социальным, историческим, космическим временем и с вечностью. Ценно то, что в работе петербургских философов затрагиваются все возраста, хотя наиболее подробно освещаются детство и старость. Интересен анализ зрелости и подросткового возраста. Наименее проработанным остался период, отделяющий подростков от людей среднего возраста.

Хотя в своем понимании возраста авторы по многим вопросам находятся «на одной волне», но по множеству вопросов их подходы и оценки расходятся. Это, с одной стороны, позволяет им наметить оригинальные подходы к осмыслению многих вопросов философии возраста, но, с другой стороны, препятствует тому, чтобы монография могла дать систематическое освещение представленных к рассмотрению тем. В книге, по сути, отсутствуют выводы, которые можно было бы назвать совместными выводами двух авторов. К. С. Пигров ограничился тем, что в заключении к работе обозначил ряд «реперных точек», которые удалось нащупать в ходе философского анализа возраста. Рассуждение о возрасте получилось открытым. «Бытие и возраст» – это, бесспорно, интересная, увлекательная книга, но последовательного и детального раскрытия темы она не дает, оставаясь «философией в диалогах», то есть живым, вольным обсуждением проблем философии возраста. Как результат многолетних размышлений над возрастом эта книга – прекрасное введение в философию возраста для тех авторов (к числу которых принадлежим и мы), которые стремятся продолжить работу над созданием концептуально развернутой аналитики возраста.

Хотя в упомянутых выше концепциях М. Эпштейна, В. Красикова, Е. Косиловой, К. Пигрова и А. Секацкого вопрос о дисциплинарной принадлежности философии возраста специально не рассматривается, мы полагаем, что наиболее подходящий для нее порт приписки – это философская антропология. В исследованиях по философии возраста (и в любых других работах на эту тему) присутствует характерный для философской антропологии акцент на двойственности человека (дух/тело, природа/культура, автономия/гетерономия, бесконечное/конечное, сознание/бессознательное, познание/ существование и т. д.) и стремление понять эту двойственность как противоречивое единство. Особенность философских исследований возраста состоит в том, что философско-антропологический анализ осуществляется здесь не интегрально (не применительно к «человеку вообще»), а дифференциально. Человек вообще конкретизируется до ребенка, юноши, зрелого человека, старика с тем, чтобы понять, как осуществляется его человечность не в отвлеченности от возрастной дифференциации, а через нее.

Исходя из анализа современного состояния философских исследований возраста, можно констатировать, что они находятся в стадии перехода от рефлексии над отдельными возрастами к попыткам конституировать возраст как особую область исследований в рамках философской антропологии и создания систематической философской теории возраста. Есть смысл продолжить движение в том же направлении.

Краткие итоги. Классическая философия осмысливала возраст человека, исходя из сущности, понимание которой определялось представлением о первоначале (первооснове). Гетерономная модель, определявшая до XIX столетия философскую антропологию (не как дисциплину, а как область философской рефлексии), могла быть имманентной (человек в качестве микрокосма) или трансцендентной (человек как Божье творение, как Его образ и подобие), но и в том, и в другом случае возраст пребывал на периферии философского внимания и не рассматривался сам по себе. Возрастные параметры существования учитывались в связи с вопросом о путях исполнения человеком его сущности. При таком подходе возрастная проекция человеческой жизни производна от понимания его сущности. Соответственно, описание возрастов как модусов человеческого в человеке оказывается «не в фокусе».

Переход к неклассической культуре был ознаменован инверсией между сущностью и теми модусами человеческого существования, в которых эта сущность реализовывалась «на деле» («в теле»). Сначала философы пытались выявить в ходе анализа эмпирической действительности сущность человека и свести ее с неба на землю (позитивисты, Маркс, Фрейд, Ницше). Однако позже, на переходе от модерна к постмодерну, философы стали уходить от ее положительного определения, отдавая предпочтение описанию различных модусов существования человека, без отсылки к сущности. Существование, как полагали экзистенциалисты (в частности, Ж.-П. Сартр), предшествует сущности. Человек – в этой перспективе – это свободное, укорененное в Ничто сущее, это возможность самоопределения; человеческая сущность апостериорна.

Постмодернистский поворот, ставка на различие вместо тождества, на становление вместо завершенности и цельности, подготовили появление философии возраста. Если отправной точкой мышления интеллектуала оказывается различие, множественность, становление, то и в аналитике существования поиски сущности утрачивают свою актуальность: внимание фокусируется на описании различий в способах существования человека. Одним из таких различий являются его возрастные модусы. Размышления над человеческим бытием теперь предполагают прояснение разнообразия его форм, в частности, его возрастных форм. Понимание того, что представляет собой человек, имеется и в этом случае (иначе невозможно исследовать возрасты как человеческие возрасты), но оно бессодержательно (человек – это свобода, открытость, возможность человека), а содержательное описание человека складывается в результате изучения частных его модусов: пола, возраста, социальной идентичности и т. д.

История осмысления возраста в европейской философии позволяет сделать вывод, что конституирование философии возраста как особой области философской антропологии сегодня не только возможно, но и необходимо. Разрушение традиционных представлений о человеке и, соответственно, о его возрастах приводит к расфокусировке возрастного сознания и самосознания. Диффузия различий приводит общество и человека в замешательство. Представления о том, что значит быть ребенком, молодым или зрелым человеком, стариком, размываются, возраст перестает быть чем-то самопонятным. Из простой данности он переходит в категорию вещей, предполагающих личный выбор. Но если возраст не воспринимается как биологически и темпорально обусловленная данность, если его (в какой-то мере) выбирают, если варианты возрастного поведения (этоса) моделируются самим человеком (а не только задаются извне), тогда философская аналитика возраста становится важной формой взаимодействия с возрастом.