Мирча Элиаде - Священное и мирское

Можно понять, почему одна и та же схема посвящения — страдания, смерть, воскресение (воз-рождение) — обнаруживается во всех мистериях, как в обрядах по случаю достижения половой зрелости, так и в церемонии посвящения в члены тайных обществ, почему тот же сценарий открывается нам в потрясающих интимных опытах, предшествующих признанию у того или иного человека мистического дара (у первобытных людей «посвятительские болезни» будущих шаманов). Человек первобытных обществ стремился победить смерть превращением ее в обряд перехода . Иначе говоря, для первобытных людей умирание происходит в чем-то совсем не главном ; человек умирает в основном для мирской жизни. Короче говоря, смерть начинает восприниматься как высшее посвящение, как начало нового духовного существования. Более того, зарождение, смерть и воскресение (возрождение) понимались как три момента одного таинства, и все духовные усилия древнего человека были направлены на то, чтобы показать, что между этими моментами не должно быть разрыва. Нельзя остановиться в одном из этих трех моментов. Движение, воспроизведение продолжаются бесконечно. И человек неустанно повторяет акт космогонии; только это приносит ему уверенность, что он действительно что-то делает, например ребенка или дом, или готовится к духовной миссии. Вот почему в обрядах посвящения мы всегда обнаруживаем космогоническую значимость.

Сценарий посвящения, т. е. смерть для мирской жизни и последующее воз-рождение в священном мире, в мире богов, играет существенную рать и в развитых религиях. Одним из самых известных является пример индийской жертвы, цель которой — достичь Неба после смерти, пребывать у богов или приобрести свойство бога ( devatma ). Иначе говоря, посредством жертвоприношения «выковывается» сверхчеловеческое положение, т. е. цель этого акта аналогична цели древнего посвящения. Однако человек, приносящий жертву, должен быть предварительно освящен святыми отцами, и эта процедура ( diksha ) включает символизм посвящения, напоминающий по своей структуре родовспоможение. Собственно говоря, diksha ритуально превращает человека, приносящего жертву, в эмбрион и затем Заставляет его родиться второй раз.

В различных текстах мы находим описание систем таких уподоблений, благодаря которым приносящий жертву подвергается regressus ad uterum [237] regressus ad uterum — лат. возвращение в чрево. за которым следует новое рождение. [238] Ср.: Silvain Levi, La Doctrine du sacrifice dans les Brahmanas (Paris, 1898), p. 104 sq.; H. Lommel, Wiedergeburt aus embryonalen Zustand in der Symbolik des altindichen Rituals (in C. Hentze, Tod, Auferstehung, Weltordnung, pp. 107–130). Вот, например, что пишет по этому поводу Aitareya — Brbhmana (I, 3): «Священники обращают в зародыш того, кому дают посвящение ( diksrut ): его опрыскивают водой. Вода — это мужское семя… Затем его помещают в специальный сарай. Сарай — это матка, производящая diksha , таким образом, его вводят в матку, необходимую для развития плода. На него набрасывают одежду. Одежда — это амнион [239] Амнион (грен, amnlon) — одна из зародышевых оболочек у пресмыкающихся, птиц, млекопитающих. Образует полость, заполненную жидкостью. (плодная оболочка). А поверх одежды — шкуру черной антилопы: в самом деле, хорион [240] Хорион (грея, chorion) — наружная зародышевая оболочка у пресмыкающихся, птиц, млекопитающих животных и человека. Покрыта ворсинками. находится поверх плодной оболочки. У человека сжаты кулаки: ведь у зародыша в чреве всегда сжаты кулачки, ребенок тоже рождается со сжатыми кулачками [241] О космологическом символизме сжатых кулаков см.: С. Hentze, Tod, Auferstehung, Weltordnung , p. 96 sq., et passim. … Человек сбрасывает с себя шкуру антилопы, прежде чем вступить в купель: и поэтому плод, появляясь на свет, освобождается от хориона. Но он не снимает одежду, поэтому ребенок рождается в плотном пузыре».

Святое познание, а отсюда и мудрость понимаются как плоды некого посвящения, и показательно то, что акушерский символизм, связанный с пробуждением высшего сознания, обнаруживается не только в древней Индии, но и в Греции. Не без оснований Сократ сравнивал себя с повивальной бабкой: он помогал человеку родиться в осознании самого себя, он принимал роды «нового человека». Тот же символизм мы встречаем и в буддизме: монах отказывался от своего имени и становился «сыном Будды» (sakya-putto), так как был «рожден среди святых» (arija). Как говорил о себе Кассапа: «Истинный сын Святого, рожденный его ртом от dhamma (учение), облеченный в форму согласно dhamma » и т. п. ( Samyutta Nikaya , II, 221).

Это рождение при посвящении предполагало смерть в мирском существовании. Данная схема сохранилась как в индуизме, так и в буддизме. Йог умирает в этой жизни, чтобы возродиться в новом способе существования, который наступает подобно разрешению от бремени. Будда обучал, какими путями и способами можно умереть для мирской жизни, т. е. жизни рабской и невежественной, чтобы возродиться в свободе, блаженстве и безграничии нирваны ( nirvana ). Индийская терминология возрождения при посвящении упоминает иногда о древнем символизме «нового тела», которое обретает неофит благодаря посвящению. Сам Будда провозглашает: «Я указал моим ученикам средства, с помощью которых они смогут создать из этого тела (состоящего из четырех элементов и подверженного разрушению) новое тело интеллектуальной субстанции, способное вознестись в высшие сферы ( abhinindriyam )». [242] Majjhima-Nikaya ,II, 17; ср. также: М. Eliade, Le Yoga. Imorttalite et Libertbe , p. 172 sq.

Символизм второго рождения или родов как пути к духовности был заимствован александрийским иудаизмом и христианством и наполнен в них новыми значениями. Филон широко использует тему родов, говоря о рождении, о новой высшей жизни, о жизни духа (см., напр.: Abraham, XX, 99). В свою очередь святой Павел говорит о «духовном сыне», о сыновьях, которых он произвел верой: «Титу, истинному сыну по общей вере» (Послание к Титу, 1,4). «Прошу тебя о сыне моем Онисиме, которого родил я в узах моих» (Послание к Филимону, 10).

Нет смысла подчеркивать различия между «сыновьями», которых «порождал» святой Павел в вере, «сыновьями Будды», теми, кого «родил» Сократ, или «новорожденными» в первобытных посвящениях. Эти различия очевидны. Неофита первобытного общества «убивала» и «возрождала» сама сила обряда; эта же сила превращала в зародыш индуса, приносившего жертву. Будда, напротив, «порождал» через «рот», т. е. через передачу своего учения ( dhamma ), и именно благодаря высшему знанию, сообщенному посредством dhamma, ученик рождался к новой жизни, способной вывести его к порогу Нирваны. Сократ утверждал, что действует лишь как повивальная бабка: он помогал «родить» нового человека, которого каждый носит в глубине своего «я». Иная ситуация у святого Павла: тот «порождал» «духовных сыновей» через свою веру, т. е. благодаря таинству, основанному самим Христом.